— Ясно, — протянул Валерий. — Военная тайна…
— А ты не иронизируй… Не куда-нибудь едешь служить. На самые что ни на есть современнейшие корабли. Там с этим не шутят.
— С чем?
— С военной тайной, понятно…
Валерию вдруг стало скучно и одиноко. И еще обидно. Подумаешь, заладил: «военная тайна», «военная тайна»… Маленький он, что ли!..
Он сделал вид, что задремал.
— Сморило, кореш?
— Не спал ночь.
— А ты подремли, предложил старшина. — Путь у нас, ох, какой долгий! Сто раз выспаться успеешь… У КП я тебя разбужу… Все будет в полном порядке, не сомневайся…
— Новенький?
— Вчера прибыл.
— У командира был?
— Еще не вызывал.
— Вызовет, — убежденно прокомментировал боцман. — Вызовет обязательно. У нас, браток, такой порядок… Со всеми лично знакомится…
Подошедший инженер-лейтенант окликнул Луню:
— Старпом приказал показать Розанову корабль. Поясните ему для начала что к чему. — И, неожиданно подмигнув Валерию, добавил: — Боцман у нас на весь флот известен. Когда на полюсе всплывали, на рулях стоял. Так что, брат, в надежные руки передаю…
Луня поморщился:
— Зачем это, товарищ инженер-лейтенант?
— Ладно, ладно… Я же ничего особенного не сказал. Так, общая информация.
Луня решительно не походил на прочно сложившийся в Валеркином воображении классический образ боцмана. У Луни не было ни одного из профессиональных знаков боцманской доблести: ни бросающей в дрожь свирепой наколки на запястье, ни то что серебряной, но и самой завалящей дудки. Ни солидной кряжистости в фигуре. Ни хрипловатого баса, аккомпанирующего крепкому, соленому словцу.
К тому же боцман без усов виделся Валерию несолидным нарушением всех и всяких флотских традиций, с которыми, судя по всему, невесть что произошло.
Вопреки сведениям, сообщенным довольно известным маринистом, на округлом лице Луни не «витал гнев». Глаза не исторгали «неумолимую строгость»: в темных зрачках, скорее, светилось любопытство и еще жила неуловимая смешинка, то исчезающая где-то в глубине, то совсем откровенная. Мол, хоть на тебе, брат Розанов, и матросская роба, но моря ты, друг, еще не видел, и получится ли из тебя моряк — бабушка еще надвое сказала.
— Значит, адмирал, вместе служить будем.
Неизвестно, был ли здесь вопрос или неопределенное сомнение. Валерий подумал: стоит ли обижаться на «адмирала»? Явного подвоха в словах Луни не обнаружив, буркнул на всякий случай:
— При чем здесь «адмирал»?
— А ты, кажется, из обидчивых… Так дело не пойдет. Знаешь, что с одним обидчивым на соседней лодке произошло?.. Обиделся он на кока и вот уже полгода принципиально не обедает, не ужинает. Командир и команда в смятении: не знают, что делать. Корабль в море выводить боятся: вдруг человек с голоду помрет. Так у пирса полгода и стоят…
Валерий невольно улыбнулся.
— А вот так уже лучше. Ведь улыбка — это флаг корабля. Так, кажется?..
— Мне бы лодку посмотреть.
— Сейчас и посмотрим. Хмурым мы корабль не показываем. Опасно. Нейтроны в реакторе скиснут. А на простокваше далеко ли уйдешь?
Обижаться на Луню было решительно невозможно.
— Итак, морской волк, откуда курс держишь?
— То есть?
— Ну, где призывался?
— В Астрахани.
— Добро! — резюмировал боцман, и было непонятно, одобряет он сие обстоятельство из Валеркиной биографии или нет… — Хороший, говорят, город. А вот бывать не бывал. Хотя астраханскую селедку и пробовал. Впрочем, сейчас она уже не та стала. Верно?
— Может быть.
— Не может быть, а точно… Когда говорит боцман, он не ошибается. Ему виднее. Ясно?
— Ясно.
— Ну то-то… Пойдем.
Они спустились по вертикальному трапу вниз, и Валерий с тоской подумал, что ему, для того чтобы так же стремительно, как Луня, научиться буквально проваливаться в этот узкий люк, понадобится, наверное, не день и не два.
Познакомились они на Севере. Но толком поговорить тогда не удалось: ночью Игнатов уходил в море.
Вчерашняя встреча на Невском для обоих была неожиданной.
— Какими судьбами, Николай Константинович? — Сергеев искренне обрадовался встрече.
— В отпуске. А какой же отпуск без Питера?! А ты?
— В командировке. Но два денька сумел выкроить для себя. Я же здесь, в Ленинграде, учился…
— Завтра в городе будешь?