Парень ежится, тяжело вздыхает.
— Составление карт морского дна — подлинный научный подвиг, — поучал Бурсевич старшину.
— Что можно открыть сейчас на земле? Времена Кука и Бугенвиля, Лаперуза и Беринга давно прошли. Кабельные линии опоясали планету, и, случись что-нибудь в далекой Океании, наутро об этом раструбят все газеты и в Москве, и в Нью-Йорке, и в Лондоне. Даже космос уже далеко не целина!
— Не скажи! Ты думаешь на земле все обследовано? Глубоко ошибаешься. Земля до сих пор планета загадок. В Южной Америке живут племена, о которых науке абсолютно ничего не известно. История каждой цивилизации полна загадок. Таинственно хранят свои тайны каменные статуи острова Пасхи, пещеры Африки, расписанные загадочными рисунками, напоминающими космонавтов, гигантские искусственные террасы, необъяснимо поднявшие к небу огромные каменные плиты. Лианы вьются над руинами некогда великих городов, возведенных неведомыми строителями. А море скрыло загадку не только легендарной Атлантиды… Историческим нам чаще всего кажется то, что стало уже музейной бронзой и пожелтевшими от времени фолиантами. А история — рядом…
— Среди географов и океанологов говорят, что бессмертное в их науке остается на карте. На старушке земле, где, казалось, все исследовано вдоль и поперек, все время появляются новые имена и фамилии. И кстати, появляются не без участия подводников.
— Это — счастливчики.
— Неужели?.. А мы? Мы — сейчас? Идем по районам, где русские были или сто лет назад или совсем не появлялись. А это значит, что точных отечественных карт таких мест у нас не могло быть. Как и данных о ледовой обстановке и многих других, просто позарез нужных материалов.
Что делать? Не обращаться же за помощью к тем, кто ее никогда не окажет.
И потому для нас каждый день похода — открытия. Составление и уточнение карт, изучение ледовой обстановки, исследование работы новейших приборов во всех широтах, работа всего гидронавигационного комплекса, проверка надежности систем, замеры состояния моря. Весь этот комплекс научных работ в тех районах, где мы идем, еще никто до нас не проводил.
Все это было тем более интересно и важно для науки, что за пару месяцев мы успели побывать во всех четырех временах года: прошли из зимы в лето и из осени в весну. Зимой начался поход. У Антарктиды нас встретило лето. Покинули южные моря осенью. Весной приветствовали Арктику. Несколько раз пересекали экватор и «демаркационную линию», разделяющую Восточное и Западное полушария… А ты говоришь счастливчики!..
Описывая навигационные условия района к югу от Магелланова пролива, лоция предостерегала мореплавателей:
«Район изучен недостаточно. Некоторые навигационные опасности нанесены на карту приближенно, а некоторые не нанесены совсем; в отдельных случаях могут оказаться неточными конфигурации береговой черты, положение географических объектов и средств навигационного оборудования, а также направления курсов и пеленгов, указанных в лоции. Поэтому при плавании здесь надлежит соблюдать крайнюю осторожность и принимать все меры для обеспечения безопасности кораблевождения».
— Айсберг по пеленгу триста пятьдесят три!
— Айсберги по пеленгу триста двадцать четыре!..
Старшина, пристроившись на уголке стола в кают-компании, выводил красной гуашью по ватману:
«Рулевые и трюмные!
Проходим пролив Дрейка!
Выше бдительность!..»
Подумав, он подчеркнул слово «бдительность» чертой… Лоция не врала:
«В проливе, открытом когда-то между Антарктикой и Огненной Землей английским королевским пиратом, первым повторившим путь Магеллана, — Френсисом Дрейком, приходится опасаться многого. И прежде всего ураганов и айсбергов…»
— Взгляните, — командир уступил место у перископа Сорокину. — Для нас пролив исключения не делает.
В затуманенной брызгами линзе волны и небо смешались в неистовом сумасшедшем вихре.
Сорокин вглядывался в окуляр напряженно, до рези в глазах.
— Сфотографируйте-ка это чудо, — адмирал жестом пригласил командира. — Полюбуйтесь.
Щелкнул затвор аппарата.
— Приличный айсберг. Метров шестьдесят над водой.
— Значит, под водой — еще метров триста.
— Весь в белой пене. Как сказка идет.
— От такой «сказки» «Титаник» погиб.
Штурман меланхолически прокомментировал:
— У нас приборы, мы и по сторонам видим, и впереди. А вот как в этих краях ходил Беллинсгаузен — ума не приложу. Что они имели? Хронометры, секстаны да подзорные трубы. И все. И с таким, с позволения сказать, инструментом они с Лазаревым Антарктиду открывали.