Вскоре до нас, далеких от всяких штабов, дошел слух, что лодка, на которой служил Балабанов, потерпела в море аварию, и ее на буксире ведут в базу. Сюда стали съезжаться различные крупные деятели: Бутома, Исаченков, Деревянко, академик Александров и много специалистов для выяснения причин аварии, определения виновников, выработки мер на будущее, а также решения судьба лодки.
Что же там произошло?
В одной из маленьких трубок 1-го корпуса (к перепадометру главного циркуляционного насоса) появилась трещина, из-за которой в 1-м контуре началась утечка воды и падение давления. Отчего появилась трещина? В этом месте на трубке была капля от сварки, а такой небрежности атомная техника не прощает.
Необходимо было соединить временным трубопроводом систему питательной воды с реактором, обеспечив надежный теплосъем. Для выполнения этой работы в аварийный отсек была направлена группа из пяти человек под руководством капитан-лейтенанта Повстьева. Они пытались врезаться в 1-ый контур, да не в том месте. Из отверстия хлынули газы, все пятеро получили летальные дозы облучения и дожили лишь до доставки в госпиталь. Им на смену пошла вторая пятерка во главе с механиком Анатолием Козыревым. Эти упали , не дойдя до места повреждения, их вытащили назад и, хотя они получили по три смертельные дозы, спасли и вылечили (Козырев лечился три года). Радиоактивность распространилась на соседние отсеки лодки, и поражены были, хотя и в меньшей степени, все находившиеся на ней люди, в их числе стажировавшийся В.Ф.Першин. Но все это известно сейчас, а тогда знали только то, что на реакторе произошла авария, и есть жертвы.
Разумов и Субботин подключились к работе созданной комиссии, вскоре привели и лодку, но войти в нее пока было нельзя.
Пока в комиссии шли дебаты, мы загружали реакторы свежими каналами под контролем физиков. Контроль образцово был организован Голдиным. Сначала мы образовали две смены физиков, в которых научными руководителями были Голдин и физик из Северодвинска, а контроль осуществлялся нашими недоучившимися товарищами. А потом физики обратились ко мне с предложением организовать три смены, так как один из новичков, Александр Дмитриевич Грачев. Вполне тянул на научного руководителя. Очень приятно было это слышать.
Наши физики вели измерения в строгом соответствии с инструкцией ИАЭ, и здесь нас ожидала пятая серьезная неприятность.
По инструкции полагалось высчитать чистый физический вес компенсирующей решетки, для чего из зоны должны были быть извлечены все стержни поглотители. Как только вынули последний стержень, у нас совсем не по инструкции началась цепная реакция. Критическая масса набралась выше решетки. У физиков это называется «реактор пошел кверху задом».
Физики пригласили меня к себе на пульт и продемонстрировали это явление. До подъема последнего стержня в счетчиках Гейгера раздавались редкие писки, фиксирующие одиночные нейтроны. По мере подъема стержня писк превращался в барабанную дробь. Счет шел уже на десятки, сотни, тысячи нейтронов, и дробь учащалась, переходя в сплошной гул. Физики были спокойны. Они считали, что «веса» одних только гильз, в которые вставлены стержни, достаточно, чтобы подавить реакцию. При эксплуатации такое состояние зоны невозможно создать. Но как быть с инструкцией ИАЭ?
Тогда мы попросили академика Александрова прийти к нам на лодку и дать совет. Анатолия Петровича сопровождали адмирал Исаченков и теоретик из ИАЭ И.С.Гладков. О нашем случае доложил Голдин и попросил разрешения нештатные стержни-поглотители извлекать не все сразу, а по одному перед установкой очередной гильзы. Александров посмотрел на Гладкова, тот незаметно кивнул, и Александров дал разрешение. Потом он спросил, какие у нас еще есть вопросы, и я доложил, что имеются еще два. Вот уже два дня, как вернулись из отпусков рабочие, и они всячески пытались проникнуть в отсек для продолжения ремонтных работ, а я их не пускал. Еще уронят мне что-нибудь в реактор, или у меня случится авария – зачем мне лишние жертвы? Александров сказал: «Не пускать!» А потом я показал Анатолию Петровичу стоящую на пирсе мощную вакуумную машину РМК, принадлежащую Лернеру, и сказал, что с ее помощью можно за 15 минут сделать в отсеке приборку. У нас каждая смена полтора часа тратит на уборку, вытирая тампонами и тряпочками там, где эта машина всосала бы грязь мгновенно. Наглядный пример ведомственных барьеров.
После этого мы пошли на ПМ-6, где Исаченков уже заканчивал совещание о ходе ремонта лодки. Исаченков спросил, нет ли у академика каких-либо замечаний и пожеланий. «Есть»,– сказал Александров и изложил мои два вопроса в такой форме, что Исаченков тут же отменил свое только что принятое решение о допуске рабочих в отсек, сказав: «Лучше пребдеть, чем недобдеть», а по поводу РМК обрушил на Лернера такой шквал, что тот, до этого победно сверкавший своим глазом, уронил связку ключей и полез под стол их поднимать.