Кроме того, Берия очень хотелось проявить перед Сталиным показательную инициативу в ранге председателя СК. Поэтому он лично демонстративно и чересчур шумно принимал участие в подготовке этой тайной операции.
Берия привлек к делу непосредственно подчинявшегося ему по СК Петра Леонидовича Капицу. Капица поддерживал дружескую связь с Бором, хотя в последнее время эта связь ограничивалась поздравительными телеграммами к юбилейным или торжественным датам. Берия рассчитывал, что эту «ниточку» можно использовать как прикрытие разведывательной миссии Терлецкого. Аргументируя соображениями высших государственных интересов, Берия предложил Капице написать для Терлецкого рекомендательное письмо к Бору. Петр Леонидович не имел возможности отказаться. С одной стороны, он был рад установить письменный контакт с Бором. С другой — очень не хотел запачкаться. Не желал быть причастным к «грязной» игре, в которой разведывательные цели прикрывались его именем…
Операция носила условное название «Допрос Нильса».
Из воспоминаний Терлецкого:
«22 октября, понедельник. Судоплатов объявил мне, что предстоит поездка в Копенгаген к Нильсу Бору. Я поеду с Василевским (полковник НКВД. — М.Г.), будет организована встреча с Бором, во время которой надо выяснить ряд вопросов об американском атомном проекте… Наши друзья из датского сопротивления уже получили согласие на встречу с советскими учеными. Для установления личного контакта с Нильсом Бором мне будут даны письменные рекомендации П.Л. Капицы, который хорошо знаком с Бором и его семьей. Тут же я был послан в Институт физических проблем на Калужскую [к Капице]…»
К приезду Терлецкого в институт Капица уже подготовил текст письма на русском языке.
«В настоящее время я много раздумываю над проблемами международного сотрудничества работников науки, которое совершенно необходимо для здорового развития культуры во всем мире… В наши дни существует опасность, что научные открытия, содержащиеся в секрете, могут послужить не всему человечеству, а могут быть использованы в эгоистических интересах отдельных политических и национальных группировок…»
Рассуждения о мировых проблемах и значении науки заканчивались важной припиской, которую Терлецкий тут же внимательно прочел несколько раз:
«…Это письмо передает Вам молодой русский физик Терлецкий. Это молодой и способный профессор МГУ, и он объяснит Вам сам цель своей поездки за границу. С ним Вы сможете передать мне Ваш ответ…»
Приписка эта не очень понравилась Терлецкому, но он промолчал. Капица откровенно дистанцировался от целей, преследуемых Терлецким: «…объяснит Вам сам». Возможно, в этом рекомендательном абзаце Капица намеренно опустил какие-то кодовые слова, которые были приняты в узком кругу мировых ученых для писем, если они пишутся из тоталитарных государств или проверяются жесткой цензурой. Например: «уважаемый друг» или «как мы с вами знаем».
Одним словом, Капица свои хитрым письмом давал понять Бору, с кем он имеет дело, и в то же время продемонстрировал свою непричастность или, точнее, вынужденную причастность к этому делу.
Пока письмо переводилось на английский язык, Капица по-учительски беседовал с Терлецким, с интересом наблюдая за ним. Советовал рассказать Бору о работах советских физиков, не задавать очень много вопросов и просил передать небольшой подарок: две палехские шкатулки. В этот момент в кабинет «случайно» вошел Ландау, руководивший теоретическим отделом. Капица тут же сообщил ему между прочим, что вот-де Терлецкий собирается ехать в Копенгаген к Бору, и можно воспользоваться случаем и передать с ним привет. Терлецкий потом недоумевал и возмущался: зачем Капице понадобилось информировать Ландау о его конспиративной поездке? Но Капица-то и сделал это вполне преднамеренно, чтобы снять с себя причастность к шпионской миссии. Он был уверен, что Терлецкий передаст Бору привет от его блестящего ученика Ландау и, вероятно, расскажет об этой встрече в кабинете. Капица вел свою игру, снисходительно поглядывая на молодого физика. Но Терлецкий относился к операции серьезно и в высшей степени добросовестно…