Я взял Регину за руку и отвел на несколько шагов подальше от Влада и Леси.
– Что случилось? – спросил я девушку.
– Ничего! – нахмурилась Регина. – Надоело мне по сто раз одно и то же пересказывать.
– Надоело? Тогда я сейчас развяжу Джонсона, вытащу у него изо рта мяч, и он мне все расскажет.
– Только попробуй! – пригрозила Регина. – Когда надо помочь – вас не дозовешься. А как развязать – так первые!
– Я стоял в тамбуре и ничего не слышал, – объяснил я.
– А твой друг?
– Я не знаю, где он был и почему тебя не услышал.
– Ну, конечно, так всегда бывает, – ответила Регина. – И в итоге на помощь прибежала только эта женщина.
– Так что он с тобой сделал? – напомнил я.
– Ничего хорошего! – раздраженно ответила Регина. – Я думала, он крепко спит, но, как только Леся вышла на минуту из купе, он кинулся на меня…
– Не понял! – покачал я головой. – Ему что, мало было?
– Наверное, мало.
– Так ты же ему вроде как не отказывала? Зачем надо было кидаться, майку рвать?
– А черт его знает! Может, он извращенец, ему силой брать надо.
– Ну и дела! – покачал я головой. – И как вы такого амбала скрутили?
– А это для нас, женщин, пара пустяков, – неожиданно вступила в разговор Мила, выходя из своего купе и протирая руки ароматизированной салфеткой.
Я повернул голову и вопросительно глянул на Влада. Тот все никак не мог оторваться от своих ногтей.
– Так уж сложилось в нашем вагоне, – продолжала Мила, скручивая в пальцах салфетку и кидая ее в ведро с углем, стоящее у титана. – Мужчины у нас выступают в роли жертв преступления либо представителей возмущенной общественности. А женщины выполняют свои извечные обязанности… Да не переживайте так сильно, мы его крепко связали!
Ей очень хотелось увидеть на моем лице проблески угрызений совести и стыда, но я никак не мог воспринять историю с разгулявшимся негром серьезно. Тут я был солидарен с Владом, который откровенно демонстрировал пофигизм. Его неудержимо тянуло на зевоту. Я ждал, когда Мила иссякнет и закроется в своем купе.
– И долго вы собираетесь сушить его в таком виде? – спросил я у Регины.
– Пока в вагоне не появятся настоящие мужчины, – снова вставила Мила.
Мне захотелось вытащить мячик изо рта негра и затолкать его в рот Миле. Это был бы достойный настоящего мужчины поступок.
Я вернулся к Владу, посмотрел на несчастного негра, руки которого затекли настолько, что белые ладони приобрели зловещий малиновый оттенок.
– Ладно, покуражились и хватит, – сказал я, склоняясь над Джонсоном и пытаясь ослабить узел.
Леся вдруг налетела на меня курицей, защищающей своих цыплят.
– А ну, оставь его! – крикнула она, пытаясь вытолкнуть меня из купе. – Не ты вязал, не тебе развязывать!
– Довольно мужика мучить! – проявил я мужскую солидарность. – Может быть, вы его не так поняли.
В ответ на эти слова Джонсон замычал и одобрительно закивал головой.
– Не так поняли? – подбоченившись, воскликнула Леся. – А как его еще можно было понять, если навалился на девчонку и ноги ей раздвинул?
– Да не трещи ты, как сорока! – с трудом подавляя улыбку, перебил я Лесю. – Может, ему что-нибудь приснилось, и он решил, что Регина не против. Зачем парня сразу связывать, как колбасу? Мы здесь друг другу уже как родные стали, можем без скандала обо всем договориться.
– В гробу видала я такого родственничка, – процедила Леся. – А развязывать его не дам. Пусть сначала заплатит за моральный ущерб.
– Да как он заплатит, если пошевелиться не может! – сказал я, чувствуя, что в конце концов смогу уболтать Лесю и добиться смягчения меры пресечения для негра, как вмешался Влад со своей убойной дипломатией.
– Вот что, бабы, – прорычал он, и я понял, что они уже здорово достали его. – Пожалейте себя! Хватит дурью маяться и нагнетать истерию! Вам мало того, что у нас в сортире покойница валяется? Хотите еще приключений на свою голову? Да мы с нашей проводницей и так уже по горло в дерьме сидим, так вы еще и этого несчастного хотите ментам подсунуть! Чтоб второе уголовное дело завели? Да нас всех на месяц в СИЗО упрячут, пока разберутся. И ваш багаж, будьте уверены, перетряхнут. Вам это надо?
Я уже успел постичь своеобразный нрав Леси и понять, что такого тона она не выносит. Влад напрасно накатил на нее. Леся, сверкнув черными глазами, повернула голову и приказала подруге:
– Регина! Сюда!
Подруга, как при строгом муже, опустила глаза и покорно зашла в купе. Дверь закрылась перед моим лицом, как шторка фотоаппарата. Влад усмехнулся.
– Матриархат, – сказал он. – Черт с ним, с Йохимбе. Без нас разберутся. Вытряхнут из него деньжат и оставят в покое. – Он подумал и добавил: – Нам повезло, что в качестве жертвы они выбрали его. Если бы такой финт они выкинули со мной, то пришлось бы расплачиваться с ними бензином. Кстати, о бензине…
Он не договорил. Как раз в этот момент вагон дернулся, и Влад, не устояв на ногах, повалился на меня. Я успел схватиться рукой за поручень у окна и только благодаря этому избежал падения. Не успели мы с Владом принять вертикальное положение, как вагон качнулся в обратную сторону и с нарастающей скоростью покатил по рельсам.
– Наконец о нас вспомнили, – с надеждой произнес Влад.
Мила опять выглянула из своего купе. Она стала напоминать мне часовую кукушку в очках, и я, не сдержавшись, приветствовал ее:
– Ку-ку!
– Поехали? – спросила Мила, глянув на меня, как на полного кретина.
– А вы как думали, – потирая ушибленный локоть, ответил Влад. – Вагоны, мадам, предназначены не столько для любовных утех и всяких прочих афер, сколько для перевозки пассажиров.
Мы прильнули к окнам. Похожие на гигантских черных акул, мимо нас проплывали цистерны. Влад засуетился, принялся было считать их и запоминать номера, но вскоре сбился и кинулся в наше купе за документами. Наш вагон катился в обратную сторону. Он стучал колесами на стрелках, покачивался на мягких рессорах. Я отчетливо слышал шум тепловоза; мимо окон струились полосы сизого дыма. Мила тоже обратила на это внимание.
– Нас поставили в голову поезда, – сказала она. В ее голосе уже не было ни прежней иронии, ни насмешки. Она вынуждена была признать, что Влад оказался прав. – И все-таки странно. В расписании эта стоянка не обозначена.
Она хотела, чтобы я включился в разговор, сказал что-нибудь умное или не очень, но у меня пропало всякое желание общаться с этой феминизированной кукушкой, страдающей от стойкой привычки снисходительно говорить с мужчинами.
Вагон остановился и после короткого свистка локомотива попятился назад. В коридоре появился Влад с раскрытой папкой. Перебирая бумаги, он подошел к нам и тоже уставился в окно.
– Где цистерны? Уже проехали?
Я говорил, что коммерция для меня – темный лес, но вообще выше моего понимания было желание Влада пересчитывать количество и сверять номера цистерн по накладным из окна движущегося вагона. Мой друг не мог не заметить выражение на моем лице, нахмурился, захлопнул папку и сказал нечто трудноприлагаемое:
– Сытый голодного не поймет.
Пока я раздумывал над тем, кто из нас сытый, а кто голодный, наш вагон с громким металлическим стуком ударился о какую-то преграду, резко остановился, отчего все цветочные горшки в макраме закачались в едином ритме, как маятники Фуко. Я не устоял на ногах и упал прямиком в объятия Милы. Влад, продолжая движение по инерции, снарядом пролетел мимо нас и, с треском раскрыв собой дверь тамбура, закончил полет где-то у торцевой перегородки.
– Вы это нарочно сделали? – спросила Мила, отстраняясь от меня с таким видом, словно я был выпачкан в масляной краске.
– Если бы я сделал это нарочно, – ответил я невеселым голосом, – то, как негр, уже лежал бы сверху вас.
Есть такая тонкая материя в общении мужчины и женщины, где явное хамство можно воспринять как нежный комплимент. Мила не обиделась.
– Осторожнее, пожалуйста, – ласково укорила она меня. – В этом идиотском вагоне все время надо за что-то держаться. Но постарайтесь все же обойтись без моей помощи.
Впервые с момента знакомства наш разговор становился приятным, но я не успел раскрыть рта, чтобы ответить Миле в соответствующем русле, как в коридор вломился Влад с совершенно глупыми глазами. Казалось, ему не хватает словарного запаса, чтобы четко сформулировать мысль.
– Ни хрена не понимаю я в этой коммерции! – выпалил он, вытягивая руку назад и показывая пальцем на тамбур, словно Ильич, но только наоборот. – Наш вагон подцепили к моим цистернам!