– Бомбардируя альфа-частицами различные элементы, мы наблюдали излучение протонов, подобное тому, что открыли сотрудники присутствующего здесь сэра Резерфорда. – Фредерик бросил быстрый взгляд на делегацию англичан во главе с благодушно кивающим Крокодилом, чувствовалось, что Фредерик сумел успокоиться и взять себя в руки. – Новым здесь было то, что когда мы взяли легкие элементы, в частности алюминий, то ядра этих элементов выбрасывали не протоны, а частицы иного сорта. После исследования фотографий мы пришли к убеждению, что наблюдали принципиально новый тип излучения, состоящего из нейтронов и позитронов. – Жолио решительно взмахнул рукой, подводя итог сказанному, и быстро сел. Между тем председательствующий с галантным поклоном дал слово Лизе Мейтнер.
– Я повторила всю серию экспериментов четы Жолио, – Мейтнер сухо кивнула с поджатыми губами в сторону Ирен и Фредерика. – И ни разу, повторяю, ни разу не обнаружила ни нейтронного, ни позитронного излучения. Получается, что кроме протонов ничего не существует! Поэтому надо признать, что якобы найденные в Париже новые микрочастицы – нейтроны и позитроны – являются лишь результатом некорректной экспериментальной техники, своеобразными парижскими привидениями! – не совсем удачно пошутила Мейтнер.
Лиза Мейтнер и Отто Ган
В зале нарастал шум, прерываемый выкриками Жолио, которого крепко держала за рукав Ирен, не давая вскочить с места. Снова надрываясь зазвонил колокольчик председателя. Немного успокоив разволновавшихся ученых, Ланжевен нарочито бодрым тоном объявил:
– Господа, продолжаем прения… Доложены очень интересные факты, высказаны противоположные мнения, нужно в этом разобраться.
– Уважаемые коллеги, – вечно улыбающийся Лоуренс, казалось, просто сочился благодушием. – Я тоже провел серию экспериментов четы Жолио и, увы, – американец театральным жестом развел руками. – Несмотря на великолепное оборудование, которое видели многие из здесь присутствующих, также не зафиксировал нейтронно-позитронного излучения, боюсь, я вынужден согласиться с моей берлинской коллегой: парижские опыты явили нам своеобразный призрак нового излучения. – Лоуренс, широко улыбаясь, повернулся к хмурым французам и, еще раз разведя руками, сел на место.
С каждым словом Лоуренса менялось выражение лица Резерфорда, хорошо знавшего Мейтнер и ее берлинского друга Отто Гана, неоднократно посещавших его лабораторию в Кембридже, ну а точность и педантичность исследований немецких ученых давно уже стали наивысшим стандартом в экспериментальной работе. Не меньше Крокодил доверял и своему американскому другу.
– Не будем делать перепроверок, наши французские друзья наверняка ошиблись, – голос сэра Эрнеста громко прозвучал в наступившей тишине. Присутствующим стало как-то неловко, никто не смотрел в сторону французской делегации. Наступившую неловкость прервал Ланжевен, объявив перерыв.
В кулуарах конгресса все только и обсуждали неудачный доклад Фредерика, Мария Кюри подошла к удрученной паре:
– Не стоит так переживать, возможно, вы что-то проглядели в своих опытах, а любая критика всегда полезна.
– Ничего подобного! – Фредерик негодующе вскинул голову. – Наша фрау спутала основательность с мелочной аккуратностью, потратив всю свою энергию на уточнение третьестепенных деталей, и при этом пропустила главные выводы!
– Вот что, дети, – мадам Кюри с усмешкой посмотрела на дочь и зятя. – Мейтнер докладывала о тщательно спланированных и выполненных опытах, и опровергнуть их можно только еще более точными экспериментами.
– Что наша молодежь и должна незамедлительно сделать по возвращении в Париж, – к семье Жолио-Кюри подошел Ланжевен. – Кстати, Фредерик, ты говорил мне еще перед докладом, что из ваших опытов следуют какие-то далеко идущие выводы? – Ланжевен прекрасно знал, как лучше всего рассеять тягостные впечатления от выступления оппонентов: – Давайте все вместе представим, что контрольные опыты прошли удачно и все ваши выводы подтвердились. Итак, Фредерик, что ты хотел рассказать?
– Говори, Фредерик, говори, – ободряюще улыбнулась Мария Кюри.
– Когда я анализирую следствия из нашего открытия искусственной радиоактивности, – начал молодой французский ученый, – у меня возникает череда фантастических образов, связанных с поразительной возможностью создавать и разрушать химические элементы по желанию исследователя. Вполне возможно, что однажды физики найдут способ превращать одни элементы в другие, и вполне может быть, что эти превращения будут иметь взрывной характер. Здесь можно попробовать найти непосредственную связь между явлением искусственной радиоактивности, когда некоторые элементы под действием облучения превращаются в радиоактивные изотопы, не существующие в природе, и возможностью практического использования атомной энергии. – Фредерик упрямо вскинул взгляд, ожидая увидеть усмешки слушателей, но все воспринимали его мысли вполне серьезно. – И тут мне пришла в голову мысль, – Жолио с чисто французской экспрессией даже постучал пальцем по лбу, – что подобные превращения взрывного характера одних элементов в другие могут охватить все вещества, из которых состоит наша планета. Если такое случится, то произойдет глобальная катастрофа космического масштаба… И вот тут возникает вопрос, – молодой ученый горящим взором обвел своих слушателей. – А если когда-нибудь исследователь найдет способ вызвать катастрофу, то попытается ли он сделать такой опыт? Думаю, что он этот опыт осуществит, ведь исследователь пытлив и любит риск неизведанного…