— Ты знаешь, я не успел выпить таблетку, — извиняющимся тоном сказал он. — Придётся по-другому…
— Хорошо, как захочешь, — прошептала Оксана, жарко дыша в ухо и покусывая его острыми зубками.
Они устроились на диване, Сурен захватил ртом одну из её упругих грудей с остро торчащими возбуждёнными сосками.
Оксана протяжно застонала. Её собственные пальчики уже расстегнули брюки партнёра и колдовали с орудием сексуального труда, которое то приобретало необходимую твёрдость, то снова её теряло, как будто Сурен много лет провёл в шахте возле радиоактивной ракеты.
— Давай, давай, — Бабиян сбросил штаны и откинулся на мягкие подушки, Оксана тут же сползла вниз и прибегла к оральной стимуляции. Дело пошло на лад. Сурен воспрянул и, подмяв девушку под себя, энергично вошёл в неё, одновременно погрузив в рот пальцы задранной на плечо ноги. Оксана стонала и извивалась, покручивая рукой собственные соски. Глаза её закатились, но тут соитие закончилось, ибо рабочий орган предпринимателя утратил необходимую упругость и выскочил наружу. Оксана знала, что надо делать, и тут же захватила его рукой, другая рука скользнула между собственных бёдер и быстро задвигалась, поглаживая нежный розовый бутон. Раскрасневшееся лицо Сурена покрыли мелкие капельки испарины, он застонал. Вязкая молочная струя лениво выплеснулась на гладкий девичий живот. Она тоже застонала. Руки расслабленно разжались.
«Ручной запуск», — вспомнила Оксана рассказы Кудасова и не удержалась от лёгкого смешка.
— Что такое? — обеспокоенно спросил Сурен.
— Ничего, ничего, просто мне хорошо…
Оксана уже успела привыкнуть к замещающим формам секса. Возраст Сурена делал своё чёрное дело: без «Виагры» он не мог успешно играть в первой лиге. Оксане приходилось самой заботиться о себе. Но и в этой необычности был определённый кайф. Во всяком случае, её такая игра устраивала. Никто из её сверстников не прибегал к таким ласкам, которыми владел Сурен, и никто из сверстниц не видел, как лысоватая голова могущественного Бабияна движется у тебя между ног. Сурен тоже был доволен. Каждый из них получал то, что хотел.
— Оксанка! — мать, как ядро из пушки, выскочила в коридор, как только хлопнула дверь. — Ну, где ты опять так поздно шляешься?
Девушка провела рукой по волосам, за длинный ремешок небрежно повесила сумочку на вешалку.
— С Сашей в кино ходили, — с лёгким раздражением ответила она. — Я не понимаю, чего ты так волнуешься. Я ведь уже взрослая!
Ирина Владимировна скрестила руки на груди.
— Я уже не раз говорила тебе — когда выйдешь замуж, тогда и будешь взрослой. Пусть тогда за тебя муж волнуется, — нравоучительно произнесла она. — А расхаживать ночью по Тиходонску опасно. Слышала, как соседей ограбили прямо возле дома? Пристукнут и фамилию не спросят. Или ещё хуже…
Оксана тихо засмеялась.
— А что может быть хуже, чем пристукнут?
— Чему ты веселишься? Я серьёзно говорю. Газеты читаешь? Там такое расписывают, волосы дыбом встают…
— Да успокойся, я на машине прямо к подъезду подкатила…
— На какой машине?
— На «Москвиче». Сашин друг подвёз. Чего ты все выпытываешь?
— Как ты с матерью разговариваешь? Пока в доме живёшь, должна слушаться… Вот выйдешь замуж…
Оксана отмахнулась, словно от назойливой мухи, и, присев на тумбочку, начала разуваться. Ирина Владимировна осеклась.
— Новые? Где взяла?
— Что взяла? — девушка подняла на мать зелёные, как у кошки, глаза.
— Что ты дурочку из себя строишь?! У тебя новые босоножки. — Ирина Владимировна мотнула головой в сторону красных босоножек на высоченной шпильке, которые Оксана аккуратно поставила под вешалку. — Вот я и спрашиваю: откуда?
— Ах, босоножки! Так бы и говорила, — Оксана избалованно оттопырила нижнюю губу. — Это мне Саша подарил. В честь встречи после долгой разлуки.
— На какие же, интересно, шиши? — не унималась мать. — Они тысяч пятнадцать стоят!
— Ему на практике сразу за полгода выплатили. А он там и не тратился совсем. Вот и расщедрился.
— Да курсанту столько и за полгода не заработать, — покачала головой Ирина Владимировна. — Хотя ты его в такую даль проведывать ездила, наверное, он оценил…
Поездкой к жениху Оксана залегендировала путешествие с Суреном в Сочи. Сейчас она чувствовала раздражение. Как бы мать не сболтнула Кудасову.
— Про эту поездку уже забыть пора! Что ты все за старое цепляешься!
— Да ни за что я не цепляюсь. Просто говорю, что балует он тебя. Ему же потом это и аукнется.
— Ничего не балует, небось не автомобиль купил! Ты его ещё научи от жены деньги зажимать! Для дочки пожалела! — резко оборвала она причитания матери.
— Так вы женитесь? — насторожилась Ирина Владимировна.
— Посмотрим. Расписаться — дело нехитрое, только надо думать о будущем. Одно дело быть генеральшей, а другое — куковать в глухом лесу!
Мать покачала головой.
— Смотри, доиграешься… У меня в молодости была подруга — писаная красавица. Тоже всё женихов перебирала. Так и кукует одна, хотя и в городе. А генералы из лейтенантов вырастают…
— Ладно, я это учту, — недовольно сказала Оксана и направилась к себе в комнату.
— Ужинать-то будешь? — спросила на всякий случай Ирина Владимировна, глядя в узкую спину дочери.
— Нет. Мы в кафе поужинали.
Оксана закрыла за собой дверь. В её комнату родители никогда не заходили, это была её личная территория. Вся остальная жилая площадь считалась общей.
Она подошла к высокому зеркалу, остановилась напротив него и придирчиво окинула взором своё отражение. Оксане Моначковой было двадцать два года, и выглядела она очень аппетитно. Среднего роста, аккуратная худенькая фигурка: плоский живот, маленькая грудь с розовыми сосками, округлые бёдра, аппетитная попка, безукоризненной формы ноги… Кукольное личико: фарфоровые щёчки, тонкий, чуть вздёрнутый носик, чувственная линия губ и лебединая шея. Рыжеватые волосы, густые и блестящие, ниспадали до плеч ослепительным каскадом, как в рекламе шампуня. Барби, одним словом. Так её называют последние три месяца. И это ей нравится.