Скопасис узнал, что и Гипанис не будет препятствием для персов. Гистиэй запугал ольвийцев так же, как запугал тирасян и теперь они все свои корабли и лодки отправили вверх по Гипанису, чтобы содействовать переправе персидских полчищ.
Дарий на Гипанисе!
Когда это разнеслось по степям, колдуны стали сеять уныние среди скифов, предрекая несчастья. Напрасно Никодем ободрял людей, уверяя, будто дариево войско составлено из народов, ненавидящих персидского владыку и недовольных походом в степь, будто оно само ждет смелого натиска, чтобы обратиться в бегство. Напрасно высказывал подозрение, будто колдуны изрекают зловещие предсказания по тайному сговору с агафирсами, неврами и таврами. Народ оставался угрюмым.
Тогда пришел Сибера и что-то сказал царю. Оба сели на коней скакали весь день и только к вечеру прибыли на место, поросшее белой, стелившейся по земле, повителью.
— Знаешь ли, где мы?
Скопасис смотрел на горбившийся вдали курган, на большие камни, белевшие в сумерках, как черепа, и не понимал.
— Это место твоего рождения. Здесь, вывалившись из утробы, ты ударился головой об землю и заплакал. Сегодня надо также плакать и биться головой.
Они сошли с коней, расстелили войлоки и, когда Скопасис лег, Сибера засыпал его охапками маков, жабрея и белоголовника.
Небо потухло. С разных сторон закурились туманы, слышалось мычание тура, всплески, хлопанье крыльев, далекие свисты, выкрики. Скопасису показалось, что он впервые слышит эти шумы и впервые вдыхает запах полей. Ему стало тепло, как в колыбели. Сквозь тонкий войлок чувствовал родившую и вскормившую его землю и прижимался к ней, как к матери, как к жене.
— Слышишь ли что-нибудь? — шопотом спросил Сибера.
Скопасис различал глухие удары, будто конь бил копытом, бормотал ручей, а потом тяжелые вздохи, зародившиеся то ли в степных далях, то ли идущие из земных недр. Закрыв ухо рукой, он другим приник к земле и когда Сибера вновь спросил, царь ничего не слышал он спал, завороженный ароматом трав и криками коростелей.
В полночь Сибера разбудил его. Было темно так, что они друг друга не видели. Где-то в недосягаемой дали готовилась гроза и раздавался стук повозок.
— Теперь ты узнаешь свою судьбу.
Сибера залился страшным волчьим воем, от которого степь притихла и замерла. Прошло бесконечное мгновение. Слышно было, как бились сердца у обоих. Тогда где-то, на краю земли, завыл волк, потом другой и совсем близко раздался дружный вой большой стаи. Сибера упал.
— Плачь, царь! Поклонись скифской земле! Она дарует тебе победу великую, небывалую…
— Победу? — чуть слышно прохрипел Скопасис.
— Она придет не скоро. Будет много трудов, много горя!..
Край неба вспыхнул и степь наполнилась ударом грома.
II
Скопасис велел схватить предсказателей и привязать к повозкам. Приказал также всем воинам отделиться от семейств, жить без палаток, спать на голой земле, положив седло под голову. Воины вышли в степь, а женщины и девушки седлали коней, вплетали в короткие гривы оловянные и бронзовые подвески, а потом, обняв конские шеи, со слезами причитали, прося коней хранить своих всадников. После этого они вывели их к мужьям и братьям.
В тот же день пришла весть, что враг надвигается.
Прискакавший с известием воин сам видел его. Это было на закате, когда солнце краем коснулось земли и степную даль заволокло паутиной из золота и пурпура. Тогда предстало шествие зверей, живших в блаженные времена. То, как горы, с торчащими к низу рогами, с головами, заканчивавшимися тонким хвостом, то, как змеи с высоко поднятыми головами. За ними — черепахи, драконы, ежи, упершиеся иглами в небо. Бесчисленное множество существ, принимавших диковинные очертания, прошло в золоте заката.
Чтобы видеть приближение персов, Никодем выехал далеко в степь. Навстречу неслись табуны коней, стада коз и кабанов. Всё пребывало в смятении, только полынь, как всегда, пахла свежо и бодро.
Вдали возникла золотая полоска, быстро увеличивавшаяся в размерах. Она потемнела и к полудню разрослась в тучу. Гребень ее высоко в небе продолжал золотиться, но по земле она стлалась чернее морской волны. Всё, что не успело уйти, бежало перед нею. Крупные дрофы, коростели проносились под самыми ногами лошадей, а у корней травы текли стада мышей и гадов. Под клубящейся волной обозначилась белая нить, в которой различили людей, ехавших на конях. Дарий надвигался грозовой тучей, наполняя степь шумом, подобным шуму прибоя.