Изумлённый люд следовал за снисходительным победителем, удерживая достаточное расстояние от могучего воителя, потому что страшились его, подумав, что он в недостаточно дружелюбном расположении духа. Человеку, привыкшему к миру и покою, не понять настрой войны. Подобно тому, как и воину, рождённому в сердце битвы, не понять упивающегося развратника.
Золина остановилась напротив большого деревянного дома. Высотой с четырёх человек он значительно выделялся из числа тех маленьких изб, что стояли в округе. Конечно, в деревне подобных домов было ещё несколько, но всё же оригинальность этого строения была явна, чтобы выделить его также из числа иных домов, ему подобных. Девушка сказала: «Ну, вот и она, моя обитель. Скромный домик в центре неприметной деревушки. Что скажешь, Дракалес, отличается моя халупа от прочих домиков?» И отвечал ей бог войны так: «Отличия имеются непременно. Однако я всё же скажу, что в войне он выстоит не дольше окружающих его» — «Ну в этом я с тобой соглашусь. В войне не выстоит ни один из домов. И явись бы ты к нам с враждой, я была бы уверена, что мир не продержался бы и дня» — «Именно. Мудро мыслишь для человека. Я сдержал своё слово. Вот, стоишь ты на пороге дома своего, цела и невредима, поэтому могу я продолжить путь свой» — «Спасибо тебе ещё раз, славный Дракалес. Ты велик, и любая бы девушка рядом с тобой чувствовала бы себя важной. Знаешь, я всегда была слишком привязанной к этому месту. И вот, идя рядом с тобой, я задумалась: а что, если всего этого вдруг не станет? Как я переживу потерю того, что мне дорого? Вот ты… ты — вольный пилигрим, странствующий по этому миру. Что может опечалить тебя? Твоё воинство непобедимо, твой дом неприступен. Ты ни к чему не привязан, не то что я… С боевой точки зрения это логично, это мудро. И я всего этого раньше не видела, пока не повстречала тебя. Ты перевернул моё мышление, занял в моём сердце особое место, — чуть помолчав, она продолжила, — Возьми меня с собой» И отвечал ей Дракалес тогда так: «Скрывать не стану, имеется в тебе что-то, что приглянулось мне, как словно некое внутреннее сияние войны, что зиждется в твоём туловище огнём неугасимым. Однако путь мой есть путь войны. И человеку в нём нет места. Оставайся тут. И пусть покой сопровождается тебя вечно, дитя из этого мира» — «Но я могу тебе пригодиться» — «Что может дать человек ваурду, кроме лишь хорошего боя? Если можешь ты держать меч и владеть им в совершенстве, то с превеликим удовольствием брошу тебе вызов и поборюсь с тобой» — «Увы, навыка владеть мечом не имею я, да и воевать как-то не привыкла» — «Вот и ответ тебе. Не ходи за мной — целее будешь» — «Скажи хотя бы, чем мне отплатить тебе за моё спасение?» — «Расскажи, как мне попасть в стольный град, и я буду благодарен тебе» — «Что ж, здесь я смогу тебе помощь оказать. Двигайся ещё севернее по этой дороге. Как покинешь ты деревню нашу, пред тобой предстанут два пути: первый всё также на север будет спешить, когда как второй свернёт на запад. Оба путей этих ведут к Каанхору. Однако первый короток, но пролегает он через опасные места. Проведёт он путника через заброшенный погост, который по слухам населён лихом, а далее пройдёт через Драконье поле. Второй же путь более длинный, но опасности на нём гораздо меньше, если и вовсе нет. Он извилист и огибает многие лихие места, заворачивая в некоторые деревни, стоящие на пути к Каанхору» — «Что ж, больше всего жажду я пройти путём первым, ведь лихо не страшно мне, а времени много терять не в части у меня. Благодарен я весьма тебе. Великих свершений, Золина» Договорив это, Дракалес двинулся по указанию бывшей спутницы, а девушка долго глядела ему вслед.
Часть 3
Погост. Это место выделено людьми специально, чтобы на нём упокаивать умерших. Обычно это большое поле, в земле на том поле покоятся тела почивших людей. Умирает человек, и начинает тело его обращаться в тлен, а процесс этот сопровождается зловониями и страшными заболеваниями, потому люди из мудрых соображений уносили павших сородичей на погост и клали их тела в землю, чтобы черви поглощали их, оставив лишь кости и воспоминания.
Что за пламя приглянулось Дракалесу в этой деве? Он сравнил это пламя с сиянием войны. Прозорлив был ваурд, видел душу девичью, что особенная она, что есть в ней что-то необычное. Однако взор его был нацелен на другое, потому не мог увидеть ничего окружающего, кроме лишь своего пути. Истинный воин глядит лишь вперёд, устремляя свою поступь к цели, не обращая внимания ни на что постороннее.
Стояла полуденная жара. Однако ваурду, закалённому в духе Атрака, ни по чём был зной какого-то там людского мира. На горизонте виднелся уже перекрёсток, тот самый перекрёсток, упомянутый Золиной. Путь, по которому шагал Дракалес, делился на два: один шёл прямо на север и явно был не хожен, либо вовсе заброшен, иной сворачивал на запад и по виду походил на широкую дорогу, встав на которую, можно понять: там далее — столица. И короткий путь, как уже было сказано недавней спутницей бога войны, был хоть и скор, но опасен. И это было явно видно из того, как выглядела местность, куда вёл тот путь: безлистые дерева, свинцовые тучи над главой, дух тревоги и опасности. Какой бы иной путник свернул бы, даже не потратив и мгновения своей мысли, чтобы подумать, стоит ли ему двигаться тем путём. Но Дракалес не человек, чтобы задаваться этим вопросом. С самого своего сотворения привык он двигаться опасности навстречу, потому он не потратил и мгновения своей мысли, задумываясь над тем, найдётся ли причина не пойти северной тропой. А пока что вокруг располагались степи, ваурд шагал медленным шагом к перекрёстку. Не нужно было даже быть ясновидящим, чтобы понять причину его столь неторопливого шага — Золина плелась следом за ним, подумав, как словно могучий спаситель не ведает о её присутствии. Ваурд не стал ей препятствовать в том, ведь ему вдруг сделалось интересно, не спугнёт ли деву эту опасность и не бежит ли она прочь, лишь только увидев лихо. Сияние войны, что заприметил в её душе Дракалес, заставило задуматься над тем, что не всякий человек мерзок в глазах победителя. Если дева эта докажет, что способна на гораздо большее, нежели бесполезное следование за поступью славной, то ваурд готов согласиться обучить её множеству своих боевых премудростей. Ясно было, что всему абсолютно внять Золина не способна в силу своей человеческой природы, однако простейшие из знаний о войне она способна принять. И это для неё будет великим преимуществом пред родом людским.
С западной дороги вывернули два путника. В руках своих сжимали они поводья верховых животных, которые были доверху нагружены всякой поклажей. Выглядели те двое почитай что одинаково: жёлтые мантии с жёлтыми кушаками, жёлтые необычные шлема, как бы смотанные из множества тряпок. Оба носили чёрные бороды. Однако борода одного была длиннее бороды другого.
Верховые животные. Дракалесу Лиер поведал о том, что во многих мирах люди прибегают к помощи животных, которые по силе будут превосходить человека. На них они взваливают груз, что не смогу снести их жалкие спины, или же садятся на них сами, чтобы перемещаться быстрее, нежели на своих двух ногах. Дракалес же не поддерживал верховую езду, потому как считал, что воин может доверять лишь своим ногам, скакун может чего-то забояться или устать, когда как наездник его будет бесстрашен и полон сил. Но более того предпочтение отдавал тарелон ногам своим, что они — продолжение его туловища, а, следовательно, они будут более точно выполнять команды и задумки разума, что для воина также является важной гранью его деяний. Верхом не ездил также и отец его, томелон Датарол, и Дракалес эту позицию у него и перенял. Однако ж, воинство ратардов называли колесницей войны, которой правит томелон Атрака. Это название не было взято отцом Дракалеса — этот ратард не придавал никаких красочных описаний своим деяниям. Он лишь приходил, побеждал и завоёвывал. Такой красочный образ был придуман кем-то из тех, кому удалось избежать гибели во время войны и кто увидел в том величие и красоту, а далее передал это в образе колесницы. Почему именно она? Дракалесу на это дал ответ Коадир: «Подобно тому, как боевую колесницу не может остановить никто, кроме её наездника, так и войну — никто кроме победителя не в силах её завершить»
Путники с изумлением глядели на идущего им навстречу незнакомца. В тот же миг, как Дракалес приблизился к ним, они вовсе остановились и разинули рты. А когда путник предстал пред ними, они пали ниц и стали кланяться ему, восхваляя имя томелона Датарола. Дракалес остановился пред ними и сказал: «Встаньте, путники. Негоже, когда воин кланяется воину». Заговорил с ним короткобородый: «Ну, так ведь ты — томелон Датарол, владыка ратардов» Ваурд сказал ему: «Не так это, потому что томелон Датарол — отец мой. Я же пришёл с миром. И покуда война не начата, не стоит кланяться мне» Поднялись с колен путники, и длиннобородый сказал: «Да возрадуется страна наша, что удостоилась она чести принять наследника самого бога войны! Скажи нам, грозный сын Датарола, как звать нам тебя, чтобы мы могли рассказать, кто идёт по нашим землям» — «Дракалес — имя мне. И здесь я для того, чтобы пройти путь познания себя» — «Да славен будет Дракалес, сын Датарола!» — «Вижу я, вы наслышаны о славных деяниях моего отца. Поведайте мне, откуда вы знаете это имя» Отвечал второй так: «Однажды из неведомой страны к нам явился воитель, под стать тебе. Увы, тех событий мы не были свидетелями, но до нас дошли слухи, а также прочли мы книги о приходе ратардов в нашу страну. Прошёлся он войной по нашим землям и пришёл в тронный зал. А там как раз пир проходил. Изумились все, увидав диковинных созданий в дверях залы, но томелон Датарол благословил наш народ, сказав, что не познаем мы больше войны, после чего ушёл вновь в свои угодья. И вот явился ты… В точности такой же, как и твой отец на иллюстрации. Мы, Ла́врик и Матиа́ф, члены гильдии торговцев, рады приветствовать тебя, великий Дракалес» Торговцы вновь преклонили колени.