Его фраза о том, что имперцы нанесли удар по Сипанге, перекрыв картелям путь на наши рынки, была довольно интересной, он как будто даже хвастал этим и гордился — но заострять внимание я на этом не стал. Не до того. Да и телодвижения анархистов за океаном меня интересовали мало — только в смысле их возможности или невозможности повлиять на выполнение моей миссии.
— Так что, идём к товарищу Шельге? — засуетился Кауперс.
— Идём!
Пока мы шли по сумрачному коридору, освещенному редкими лучами солнца из узких окошечек у самого потолка, я пытался понять, как сочетается всё это изобилие военного скарба во дворце с удивительной нищетой рабочего района и прибрежных деревенек. И ничего путного на ум не приходило.
У тяжелой металлической двери мы остановились. Навстречу нам вышли четверо охранников — с уже знакомыми автоматическими пистолетами и черно-красными лентами на рукавах.
— У него посетитель... — буркнул один из них — хмурый детина, скорее всего — тевтон.
— ..ница, — усмехнулся его соратник, похожий на сипангского креола, — Не переживайте, это ненадолго.
Мы сидели на скамьях сандалового дерева, которые были установлены вдоль стен, и ждали, когда откроется дверь.
И дверь открылась. И появилась Изабелла Ли. Растрепанная и какая-то потерянная, она выпорхнула из берлоги Шельги, бросила взгляд на меня, ахнула, как будто увидела привидение, и устремилась прочь по коридору.
— Знакомая? — спросил Кауперс.
Я пожал плечами и сказал:
— Певица.
— Ну-ну... Не просто певица. Товарищ Саламандра! — поднял палец вверх Кауперс.
Вот оно как! Цельная Саламандра! Охранник-тевтон заглянул в полуоткрытую дверь, поморщился и сказал нам:
— Входите! Только сильно не шумите — он не в форме...
Мы с Кауперсом вошли, дверь за нашими спинами захлопнулась. Пока глаза привыкали к полумраку, который тут царил благодаря плотно задвинутым портьерам, я пытался оглядеться. По всему выходило — обитель товарища Шельги ранее представляла собой библиотеку — слишком много книжных полок тут было. Теперь же это помещение выполняло роль рабочего кабинета, спальни и штаба одновременно. Может быть — еще и амурного будуара, но копаться в этих вопросах я точно не намеревался.
Василий Шельга — некогда уполномоченный по криминальным делам Мангазейской а потом столичной Ассамблеи, восседал прямо на столе, в одних галифе, с голым торсом, и курил. Это был зрелый, уже в возрасте мужчина — раньше великолепный спортсмен, мускулистый и легкий, теперь — слегка обрюзгший и небритый, но всё еще опасный. Он подозрительно уставился на меня, и его рука потянулась к пистолету, который лежал тут же, на столе.
Кауперс шагнул вперед и загородил меня своим телом:
— Вась, Вась, остынь... Это свой, из погранцов, с Нового Света бежал, мы с ним на Янге вместе бедовали, он на кухне у нас работал, такие кулеши с борщами делал — закачаешься!
— Борщи... Кулеши... От него старым режимом за версту разит! Кой черт ты его ко мне притащил?
— Шлюпку продает парусную новой конструкции и рацию. И холодное оружие коллекционное.
— А чего хочет? — они говорили так, будто меня не существует.
— Хочет транспорт до Сипанги. Их трое — еще какие-то два морячка вроде как. Сейчас шлюпку сторожат.
— И что — отчаянные ребята? А к делу свободы как настроены? — он глянул на меня, — В Сипангу по какой надобности?
— Меня наняли, чтобы найти кое-кого из наших, — туманно сказал я, а потом решил сдобрить конкретикой: — Гусев, слыхал про такого? У него в Империи сын родился, и супруга зело скучает. Хочет ему весточку передать, мол, ждет своего Алешеньку и амнистию ему пробьет, и заживут они на Севере долго и счастливо.
— Это Гусеву-то — амнистию? — Шельга хрипло расхохотался, — Ладно! Сын родился — это дело. Знаю я, где Гусева найти. И кораблик для тебя есть — но с нагрузкой.
— С какой-такой нагрузкой?
— А какую нагрузку можно получить на Золотом острове? Золото, известное дело. Задание верное — выходишь со своими морячками в океан по координатам, на Омаровую банку. Выбрасываешь ящики за борт — и свободен. Судно заметное, тебя точно досматривать станут — а ты уж и чист будешь, и не один картельный наймит ничего не найдет...
Доктор Кауперс удивленно глянул на товарища Шельгу. Тот вызывающе дернул подбородком:
— Ты сам привел этого человека. Его слову можно верить? Твоему слову можно верить, товарищ? — он испытующе уставился на меня.
Я выдержал этот взгляд битого жизнью волка. Один из немногих лоялистов — он не растерял своих идеалов. Это ему приписывают знаменитую фразу: "Хорошо то, что ведет к установлению власти Ассамблей по всему миру!" Он не был идейным анархистом, скорее — республиканцем, революционным демократом — но стал их вожаком, увидев в этих людях единственную силу, готовую к борьбе до победы. У него были ресурсы, авторитет и воля, у них — пламя в глазах и решимость. И тысячи сочувствующих по всему миру. Их видение слегка не совпадало, но победа — хотя бы локальная, в отдельно взятой стране — стоила компромисса. Почему именно Сипанга? Я собирался найти ответ, посмотрев на этот странный остров собственными глазами. И ради этого мне пришлось кивнуть Шельге и произнести:
— Я сделаю то, что тебе нужно. Выйти на точку, выбросить груз в море — это приемлемо. Скажи своим людям, чтобы готовили кораблик как положено — будь уверен, со мной прибыли ребята ушлые, они его обнюхают снизу доверху...
— Пусть нюхают! — ощерился Шельга.
Он протянул мне руку для рукопожатия, чтобы скрепить сделку. Я, поколебавшись немного, протянул свою ладонь ему навстречу. Где-то здесь был подвох, что-то тут было нечисто...
— Отличный кораблик, командир! — чумазая физиономия Джимми Коллинза высунулась из люка, ведущего в трюм, — Мечта!
Доусон хмуро замазывал серой краской тевтонские кресты на рубке. Он не был настроен так оптимистично — как и я, впрочем. Такие миноноски — или торпедные боты, как их называли лаймы — в Протекторатсмарине стали поступать в самом конце Великой войны. Кораблики могли выпустить до четырех самодвижущихся мин Уайтхеда единовременно, развивали ход около 35 узлов и были легко бронированы. Предусматривалось и вооружение парой автоматических пушек, но анархисты, конечно, их сняли, как и аппараты для пуска мин. Конечно, такой зверь будет очень заметным и наверняка привлечет внимание блокирующей эскадры!
— Я тебе и справку выбил — чин по чину, мол, приобретено у общины Золотого острова путем бартерной сделки, — суетился Кауперс, — Арестовать вас не могут, вы ничего противозаконного не сделали, а право частной собственности на Сипанге свято и нерушимо! Ты только письма-то мои отправь по почте, ладно?
У него был целый мешок этих писем. У анархистов ведь тоже есть родня — по всему свету! Вот и насовали товарищи конвертов, когда узнали, что появились кретины, готовые попробовать прорваться на Сипангу мимо эсминцев. Всяко шанс, что до родных весточка дойдет.
— Схожу к Бойлу,— сказал я Доусону, — Возьму его амброзии.
Парни понимающе переглянулись: Коллинз уже рассказал Джеку о моих отношениях с морской болезнью. Мне и вправду было несколько жутковато перед предстоящим путешествием: вряд ли удастся проводить много времени на свежем воздухе, учитывая конструкцию катера, который напоминал скорее консервную банку с коптилкой внутри, чем благородный океанический корабль... Предстояло несколько дней страданий и беспробудного пьянства — попеременно.
Конечно, настоящей моей целью был шамонит. Я понятия не имел, сколько именно его было нужно, а потому взял металлический рундучок побольше и положил в него кое-что из припасов с "Голиафа".И еще булатный офицерский кортик — последний экземпляр, не вошедший в переданную Шельге коллекцию краденного холодного оружия. Я сам не так давно был мальчишкой и точно знал — за кортик можно продать душу дьяволу.