Тесфайе сидел понурившись. Храбрый абиссинец страдал из-за борьбы двух эмоций — одна из них была гордостью за то, что он сделал всё так, как понравится Джа, а другая — досада и стыд за то, что такими своими действиями он лишил своих товарищей мощного оружия и, возможно, подверг наши жизни ненужному риску. Я хлопнул мавра по плечу:
— Тес, давай, пойди вниз, прошвырнись по насыпи, глянь аккуратно — не явились ли Арис с Эшем?
Абиссинцу в этом плане было проще всего. Тут, в Покете, имелась диаспора коричневокожих аборигенов — они вкалывали на строительстве железной дороги, выполняя черную работу, и наш гигант, нарядившись в синие хлопчатые штаны и соломенную шляпу, легко вводил в заблуждение охрану. Главное было не заводить разговор с соплеменниками... Он ведь даже не считал их таковыми! Абиссиния и Сахель, по его мнению, были столь же различны, как, например, Империя и башибузуки — и такая точка зрения имела право на существование.
— Пойду, масса! — сказал Тес и грузно зашагал по винтовой лестнице вниз.
Кузьма снова принялся рассматривать в бинокль бронепоезд, я взялся за блокнот и карандаш — давно не выпадала свободная минутка, чтобы записать что-то для "Подорожника".
— Выкрасть Карского не получится. Если еще месяц назад они работали на благоустройстве города по системе "траусти" — в кандалах, по найму, то нынче — большой спрос на стройматериалы. Напуганные рейдами натальских коммандо, федералисты срочно возводят укрепрайоны и опорные пункты. Так что все зе-ка заняты на кирпичном производстве. Товарняк прибывает раз в трое суток, через стальные ворота — вот здесь, — Арис ткнул тупым концом карандаша в мятую упаковочную бумагу, на которой была нарисована схема тюрьмы, — Охрана запирает зе-ка в производственном корпусе, состав с пятью-шестью платформами заезжает на территорию, локомотив отцепляют и выгоняют наружу, ворота закрывают, и тогда начинается погрузка. На стенах — стрелки, на башнях — как минимум два пулемета.
Меня коробило, когда особист употреблял лоялистские жаргонизмы типа вот этого вот "зе-ка", но дело свое сей боец невидимого фронта знал туго. Поэтому я просто ждал, пока он попьет воды, немного отдышится и продолжит.
— Один из охранников очень любит наведываться в квартал к коричневым... — Арис бросил быстрый взгляд на Теса, но тому было наплевать, — Он регулярно сношает там какую-то тетку, и так случилось, что этого вертухая прирезали в подворотне сегодня, с утра пораньше, беда-то какая...
Эшмуназар хищно ухмыльнулся, а особист снова отпил воды из фляжки, а потом заговорил:
— Но перед тем, как такая беда случилась, он рассказал кое-что интересное. Например, о том, что тюрьма разделена на четыре блока. А, В, C, D соответственно. И если первые три — это действительно пираты, уголовники, фальшивомонетчики и прочие отбросы, которым самое место в этом аду, то в D содержат пленных гемайнов, местных диссидентов — есть и такие, кто бы мог подумать, и — внимание! Вражеских агентов. Этот тип охранял блок С, а потому не особенно разбирался в теме, но то, что среди этих агентов имеются тевтоны и имперцы — это он сказал наверняка. Так что, если где и искать Феликса — то это в блоке D. Или на производстве кирпича, они в четыре смены трудятся, по восемь часов, без перерыва.
— Та-а-ак, — это было уже интересно. Я глянул на схему повнимательнее, — А в какой стене находится блок D?
Арис ткнул в самую дальнюю от железнодорожных ворот стену внутреннего форта. Это обнадеживало и сулило некоторые перспективы.
— Десять зуавов плюс паровозная бригада — четыре человека, плюс артиллерийские и пулеметные расчеты — это трижды шесть — восемнадцать. Итого — тридцать два. Два стюарда — тридцать четыре. Десанта в бепо нет, это точно, — Кузьма снял с шеи бинокль и протянул его мне, — Смотрите сами. Куча людей, даже для нас — многовато!
Я полез в ранец. Трубочки Тесфайе не выбросил, хотя оставалось их не так и много. Они поблескивали там, на дне, в герметичном контейнере, завернутые в три мягкие тряпочки — чтобы, не дай Бог, ничего не хрустнуло! Снотворное в больших дозах — смертельный яд. Пьянков-Питкевич, по слухам, так расправлялся с противниками на заре своей неудавшейся карьеры властелина мира: бил струей из трубки прямо в лицо, и человек встречался с Господом за считанные секунды — он засыпал примерно в тот же самый момент, когда его сердце переставало биться. Продемонстрировав соратникам наши запасы отравы, я задумчиво произнес:
— Предположим, количество не играет такого уж большого значения. С паровозом мы тоже управимся. Один вопрос — как нам подобраться к бронепоезду вплотную?
Арис обвел нас всех взглядом своих рыбьих глаз и сказал:
— Фокус с лестницей.
Я понятия не имел, что за фокус с лестницей, но на всякий случай кивнул. Очень уж уверенный вид был у особиста.
— Нам нужны деревянные ящики для багажа и железная лестница с крыши, — проговорил он, — И всем придется переодеться в рабочее.
Хлопковые комбинезоны у нас остались еще от Гоана, ящики нашли тут же, на водокачке — правда, старые и наполовину раздолбанные. Из шести мы собрали три более-менее приличных. Тес и Эш, особенно не таясь, сняли с крыши ржавую лестницу. Дождавшись конца рабочего дня, когда большая часть железнодорожников покинула рабочие места, суета большого транспортного узла чуть поутихла, и у поезда остался только патруль зуавов, меряющих шагами периметр в послезакатных сумерках, мы выбрались из убежища.
От водокачки до бронепоезда идти было недалеко — шагов двести. Шли не скрываясь, время от времени матерились на пиджин-лаймиш, Арис и Кузьма — курили, Эшмуназар — поминал Баала. Конечно, в блокгаузе у вокзала размещались городские ополченцы, а вдоль путей курсировали обходчики, но ни тем, ни другим и в голову не пришло останавливать деловитых людей с лестницей и ящиками. Ополченцы на блокпосту проводили нас сонными взглядами, железнодорожники и вовсе плевать хотели на каких-то левых работяг.
Это был такой психологический выверт: Арис рассказал, что они с коллегой вдвоем как-то прошли в театр драмы, где проходило заседание аркаимской Ассамблеи, переодевшись в спецовки и вооружившись стремянкой. Уполномоченным и в голову не пришло их досматривать! Это уже потом взрыв и гибель десятков лоялистских эмиссаров послужили сигналом для начала выступления имперских добровольцев... А начиналось всё, оказывается, со стремянки! Вот тебе и фокус с лестницей...
— Куда-а-а? — зуавы удивленно таращились на нас, даже и не думая снимать с плеч винтовки.
Расслабились вдали от фронта. Да и мы не выглядели грозно, включив режим умственно отсталых чернорабочих.
— Того-этого, масса... Сказано — плафоны чистить... — промычал Тес.
— Какие, к черту, плафоны?
— Вон эти! — толстый коричневый палец ткнул куда-то за спину солдату, тот обернулся — и предсказуемо получил по роже, весьма крепко, так, что колени у него подкосились.
Кузьма подхватил зуава на руки:
— Эй, служивый, тут твоему товарищу плохо стало!
Второй зуав в сумерках не разглядел происходящей суеты и кинулся к нам.
— Джорджи, какого хрена... — он с тревогой склонился над ударенным в голову.
Эшмуназар резко опустил на спину сердобольному, доверчивому федералисту ящик с нашим оружием и боеприпасами, тот согнулся, невнятно хрюкнул и больше не подавал признаков жизни. Оттащить обмякшие тела в сторону было делом нескольких секунд. Кажется, получилось!
Свет горел только в президентском вагончике да мигал фонарь "летучая мышь" на паровозе. Я раздал по две трубочки на брата, Кузьма и Арис мигом приставили лестницу, и мы взобрались на крышу ближайшего вагона. Арис и Тесфайе отправились в сторону головного паровоза: особист мог управляться с любой техникой, а лучшего кочегара, чем могучий абиссинец, нам точно было не отыскать. Мы же втроем двинулись в хвост состава, огибая орудийные и пулеметные башенки, цепляясь за скобы и стараясь не шуметь.
Возле каждой вентиляционной отдушины кто-то останавливался, совал внутрь трубочку и до хруста давил на ее кончик. Едва слышимое шипение говорило о том, что процесс запущен. Запах гари в воздухе возвестил о том, что на паровозе уже орудуют наши и готовятся к угону поезда. Дело было за малым — нужно было очистить вагоны — от хвоста до головы. Проникнуть внутрь удалось через перемычку между угольным тендером запасного локомотива и последним вагоном — дверца там была открыта. Эшмуназар вдруг встрепенулся: