Ты-то сам поел, попил хоть? Обеспокоенно спросил Клоун.
Ещё нет. Смутившись, ответил Колдун. Только попил.
Повисла неловкая пауза, которую Колдун прервал тем, что нагнулся со стула и выключил огонь под маленькой кастрюлькой. Ещё расстрельная пыль – сказал Колдун.
Расстрельная пыль! Вроде бы равнодушно но в то же в время с самым живым интересом отозвался Клоун. Расстрельная пыль! Продолжал Колдун. Это было в 1937 году, в Испании. Один и тот же город переходил от фашистов к анархистам несколько раз. Арестованных была такая прорва, что их совали, куда придётся (Клоун аж замечтался, слушая). При смене власти всех в тюрьме расстреливали. Перед смертью они писали пальцами на стенах, от чего осыпалась штукатурка. Это настоящая, с немецкого Ибея. Внуки тех, кто расстреливал, продали. И как ты и просил, грубо оторванная половинка жабы. Обрати внимание, отрывал самостоятельно, не обращаясь к помощи фрилансеров!
Так-так! Всё есть и сварено, подтвердил Клоун, извлёк из складок балахона большой шприц с зазубренной иглой. Набрав в шприц прямо из кастрюльки, клоун задрал рукав, стравил контроль и сделал укол. «От горячего раствора и подбросить может», негромко сказала волшебница. Однако шутка, оказавшись то ли не смешной, то ли не всем понятной, не разбилась и упала возле ног Клоуна. «Девочка не говори под руку». Отозвался Клоун, в то время, как его колотила крупная дрожь. С туманом и маревом исчезли с ног его клоунские ботинки. Вид его босых ног позитива и настроения не добавил, наоборот. Однако мало-помалу детализация выросла даже сильнее обычного, всё стало удивительно чётким и реальным. Дрожь Клоуна спала, глаза Клоуна стали блестеть как масло. Он блаженно развалился на неудобном деревянном стуле, начал с удовольствием чесаться и закурил.
Начал говорить убедительно и гипнотически, голос сразу окреп и стал звучным. Слушайте меня все. С вами говорит Парзива… Тьфу ты, Пеннивайз и с этого момента начинается Смертельный квест. Дверь закрыта снаружи бесконечным хэшированием, не открывается изнутри, пока я жив и не желаю этого. Мы все заперты, и теперь никто не выйдет отсюда, пока один из нас не умрёт, ха-ха! Ну что, посмотрим, как каждый из вас решит этот квест. Сказал клоун, уставив палец на меня. Вместе с тем он уставился на меня своими глазами, зрачки которых были как бездонные омуты. Я против воли погружался в них, чувствуя, что смерть это единственное, что имеет важность, что само это слово, как ни скажи его, криком, нараспев или шёпотом, означает полный и окончательный конец всему. Мы редко вспоминаем о мёртвых, они для нас словно потухшие звёзды и высохшие реки, от которых остались только названия. Каждого из нас ждёт исчезновение сознания и распад уникальности, некому будет говорить «Я есть», будет вечная чернота и пустота внутри черепа. Были миллиарды лет до нас, десятки лет с нами и сотни лет с нашими вещами и костями, и это в лучшем случае – не так много времени, чтобы атомы, которые были тобой и твоими вещами, стали частью движения Вселенной. И памяти, живущей хотя бы столетием, от тебя тоже не останется. Ведь ты ничего не знаешь о жизни даже своих прадедов, они для тебя просто незнакомые люди с фотографий. Всё на свете предаётся забвению. Так что не спеши, хорошенько подумай, хочешь ли ты сохранить свою жизнь: ведь её можно прервать в один момент. Совсем не детские мысли появились у меня в голове вместе с табличкой
Смертельный квест.
Принять или отказать?
Я немного подумал и нажал на кнопку.
Снова рассказывает Павел Воля
Так я и знал! Так и знал, что общение с этой компашкой ничем хорошим не кончится. Хотя казалось бы, что может пойти не так? У нас есть оркиня с саблей и есть волшебница. Кроме меня, ещё два человека с кулаками. Против нас чёрт на таблетках, говноед-трансгендер, мнимый колдун и ещё пьяница. Главное два человека, два не плохих человека. Один математик, другой выдумщик. И вот сейчас один из них курит, пьет и колется со злым клоуном. Второй же читает вслух стихи Есенина и дружески болтает о с пьяным о жизни. Уже по щиколотку настойки боярышника, её постепенно прибывает. А ведь это я шёл сюда с прокачанным красноречием. И тут уже не до прокачки акробатики, унести бы живым отсюда ноги. Чего будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки – с горечью думал я, вспоминая песню Цоя и нанося удары по твёрдому, словно почва, лицу Земляного тролля.
Одно обо всём по порядку, как любит говорить Водяной тролль (вы с ним не знакомы? Редкостный, кстати, придурок). Началось всё с того, что я и один, и другой, и третий раз не пошёл на уроки в школу, а отправился следить за троллями, после того как двое из них, Земляной и Водяной, прикончили хомячка, принадлежавшего моему другу Сергею. Я видел, как они втроём проникли в Проклятый старый дом Сметаны, и как унесли большие рамы, которые превратились в паутину и щепки. Я видел, как они бегали на стройку и носили ртуть. Правда, троллей в этот раз уже было двое, Земляной и Водяной. Огненный тролль не ходил с ними. За огненным я следить не стал, хотя бы потому что он очень быстрый и за ним не уследить.