На следующий день Дмитро позвал Катю к себе и о чем-то долго говорил с ней с глазу на глаз. А спустя несколько дней вернулся домой и Степан Федорович. Его, как инвалида и незаменимого специалиста, самолично освободил сельскохозяйственный комендант.
Других оставляют в лагере. С наступлением первых теплых дней их гонят на работу в каменный карьер за селом. Добросердечные женщины часто носят туда еду. Приходит с ними и Катя. Она постоянно заботится об одном пленном, с которым познакомил ее Степан Федорович во время своего пребывания в лагере. К ее посещениям часовые привыкли и не только не гонят никогда, но и заговаривают, шутят, предлагают свои услуги. Катя тоже отвечает им шутками, но от услуг отказывается. Свои гостинцы всегда отдает непосредственно тому, кому они предназначены. Вначале немцы проверяли передачи, потом это им надоело, и они вовсе перестали обращать внимание на то, что приносит эта живая, смуглая девочка. Тем более что почти всегда это — молоко или каравай хлеба.
Дожидаясь, пока можно будет унести посуду домой, Катя развлекает часовых, болтая с ними по-немецки. Они добродушно смеются над ее произношением. Тем временем узник пьет молоко, предварительно ловко вытащив из кувшина нож или толстое шило, а иной раз, бывает, и пистолет. Все это он прячет под одежду или зарывает в песок.
Катя берет пустой кувшин и, нарвав на пустыре цветов, отправляется домой.
Прежде она посещала карьер ежедневно, потом не появлялась по нескольку дней, а после Первого мая стала приходить еще реже. Когда немцы спрашивают, почему так редко бывает теперь чернявая фрейлейн[2], она отвечает, что дома много работы, к тому же мать хворает, да и у самих еды не густо.
Как-то Катя принесла полкаравая хлеба. Было это в понедельник. Узник находит в хлебе клочок бумаги. От него Катя приносит Дмитру одно короткое и непонятное слово: «Назначайте».
Во вторник Катя оставляет ему вместе с передачей ответ от Дмитра. Одно слово: «Пятница». И с тех пор уже не появляется возле карьера черноволосая девочка в красной косынке.
В пятницу после работы военнопленные в лагерь не вернулись. Комендант нашел в карьере лишь трупы своих часовых. Узники исчезли.
Под вечер они вышли из карьера, как и всегда, в сопровождении вооруженного конвоя. Но направились не в село, а в степь. Никто не видел, как встретила их возле кургана Катя и повела оврагом и левадами к реке. Когда стемнело, их перевели вброд через реку Толя Билан и Олекса Дубовый. На том берегу их ждал Юрко. Рассказал, куда они должны направиться, и дал записку от брата. После тридцатикилометрового перехода беглецы передали записку Николаю Ивановичу — секретарю райкома и командиру партизанского отряда.
Но этого Юрко уже не видел. Переночевав за рекой, на следующий день вернулся домой окольной дорогой. Когда приближался к селу, навстречу ему вылетело несколько автомашин. В кузове каждой было полно вооруженных немцев и полицаев. Грузовики стрелой умчались в степь, вздымая тучи пыли. Юрко остановился, поглядел им вслед, присвистнул и пошел дальше.
Дома застал Катю. Девочка радостно бросилась ему навстречу. Смущенно улыбнулась. Видно, ждала его, охваченная нетерпением и тревогой.
Юрко, сам не зная почему, покраснел, растерялся и на вопрос брата, все ли в порядке, ответил не сразу и невпопад…
Если выйти из села и поглядеть за реку, перед глазами встает темно-синяя зубчатая полоска лесов, полукругом, подобно густому частоколу, опоясывающая далекий горизонт. Бесконечной цепью зеленых массивов тянутся леса далеко на север и на запад.
Дорога из села идет под гору, в степь. И каждый пешеход или проезжий невольно поворачивает голову в сторону этой зеленой стены. Смотрят на нее наши люди с надеждой и радостью. Фашисты поглядывают со злостью и неумело скрываемым страхом.
Юрко и Катя стоят на меже, по колени в молодой ржи. Заходящее за лесом солнце слепит глаза, поэтому оба прикладывают ладони щитком ко лбу.
— Они пошли вон на тот выступ. Видишь, немного левее. А дальше уж я не разглядел, — говорит Юрко.
Девочка задумалась, глаза у нее слегка затуманились.
— А что, если бы я взялась? — спрашивает она мечтательно.
— Не найдешь… Так не найдешь.
— Я бродила бы целую неделю, но нашла бы все-таки…
— Не найдешь. Немцы уже трижды облаву устраивали. Полк или даже дивизию полиции согнали. А не нашли.
— А я нашла бы.
— Ну и что? Все равно… не примут тебя. А вдруг ты шпионка? — уже с иронией в голосе отвечает Юрко.