— Стою. И стрелять не нужно. Ничего плохого я тебе не сделаю. Да и оружия у меня нет.
Минуту обе молчат. Что же говорить или делать дальше? Наконец, более подготовленная ко всяческим неожиданностям, заговорила Настя:
— Ты что, одна здесь?
— Одна-одинешенька.
— И чего носит тебя нелегкая по ночам?
— А тебя?
— Меня!.. — чуточку обидевшись, свысока бросает Настя. — Меня… Что ж тут удивительного? Нужно, вот и носит.
— Ну, так же и меня, — и Яринка, правда чуточку нервно, прыскает со смеху.
Невольно прыскает и Настя. И сразу же умолкает, становится суровой.
— Гм… а ты никого здесь поблизости не встретила?
— Ни единой души.
— Гм… подойди поближе, чтобы я лучше тебя рассмотрела. Только не спеши… И если что… сразу же стреляю… Ты знаешь, как я стреляю?
— Откуда же мне знать?
— То-то и оно… с первого выстрела — в яблочко!
Яринка шагает в тень под дуб. Поднимает голову и теперь уже спокойно и внимательно разглядывает эту странную, которая невесть откуда и взялась тут, куколку.
— Тебя кто-то привязал?
— Никто меня не привязывал, — сердито, обиженно буркает Настя.
— А как же? — так и не понимает Яринка.
— Само…
— Как само? Так ты и в самом деле… — наконец догадывается Яринка, — с самолета?.. — У нее перехватило дыхание, и последние слова она уже не произносит, а шепчет горячим, сдавленным шепотом: — С нашего самолета? Правда?..
— С нашего, не с нашего! Правда, не правда! Ты лучше скажи, кто ты такая.
— Яринка, — сразу же охотно откликается девушка. — Яринка Калиновская. — И торопится добавить: — Здешняя я, комсомолка. Дочь лесника… Дом наш здесь, совсем близко. А ты?
— А что я? Ничего я… — словно холодной водой облила ее Настя. — Так я тебе и поверила! Лучше вот помоги. Я, конечно, и сама могла бы, — добавила предостерегающе, — только рука что-то побаливает…
— Сейчас. Одну минутку, — совсем не обижаясь, с радостью бросается к ней Яринка, уже навсегда, до конца своей жизни влюбляясь в эту совершенно неизвестную ей девушку, восторгаясь ее невероятной смелостью, ее героизмом. Подумать только! Девчонка, одна, и на такое отважилась! Прыгнуть с парашютом неведомо куда!.. В самое, можно сказать, пекло! Мама родная!
И только теперь Яринка вдруг ощутила всю необычность, исключительность того, что происходит. И ту смертельную опасность, которая угрожает сейчас им обеим в чистом поле перед этим прозрачно-синим неотвратимым рассветом, и свою суровую ответственность. Такую ответственность, какой она, казалось, за два этих тяжелых и кровавых года оккупации, подполья, трудных заданий и смертельных опасностей еще, вероятно, и не испытывала. Ведь впервые за два т а к и х года увидела она человека о т т у д а, с далекой, пока недосягаемой, но такой родной Б о л ь ш о й з е м л и!..
Была, выходит, перед Яринкой Калиновской не просто советская девушка, нет! Это был в ее глазах Великий Посланец Великой Земли! И она, Яринка, отвечая сейчас за эту девушку перед их подпольем, перед «Молнией», перед целой страной, во что бы то ни стало обязана сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти ее, защитить от врага, помочь.
А девушка повисла так высоко и запуталась в ветвях дуба так прочно, что сразу ей к не поможешь. Снизу даже рукой не дотянешься.
Тем временем уже светает… катастрофически быстро светает, как никогда раньше за всю короткую Яринкину жизнь.
И она, как это уже бывало с нею и раньше в самые критические минуты, взяла себя в руки. Села на землю и принялась стаскивать свои маленькие, плотно подогнанные сапожки.
— Как тебя хоть зовут? — спросила она, аккуратно поставив оба сапожка возле ствола.
— Настей, — не колеблясь, ответила та, склонив набок голову и с любопытством наблюдая за Яринкой.
— А фамилия? — встала на ноги Яринка.
— А фамилия зачем тебе? — снова насторожилась Настя.
— И то, — спокойно согласилась Яринка, — твоя правда!..
Она сняла с себя, бросив на сапожки, еще и темную коротенькую курточку.
Раздевшись, Яринка стала сразу совсем щупленькой, почти такой же, как и Настя. Подняв голову и улыбаясь, предупредила:
— Только ты смотри не стреляй. А то убьешь, как я тогда тебе помогу?
Оплывший у корня узловатый ствол дуба на добрых пять-шесть метров вверх, до первой толстой ветки, под которой повисла Настя, был хотя и шершавым, но совсем ровным, без единого, казалось, сучка. Да еще таким толстым, что охватить его руками могли разве лишь двое таких, как Яринка. Но девушка привычно, крепко цепляясь пальцами за его потрескавшуюся кору, как белка, вскарабкалась вверх. Добралась до первой ветки, подтянулась на руках, встала на нее обеими ногами и, ловко балансируя, остановилась над Настей. Подпрыгнула раза два, пробуя, не сломается ли, хотя эта ветка могла выдержать добрых полдесятка таких девчонок. Потом потянула за стропы, потрясла верхние ветки, стараясь высвободить парашют из развилки. Однако скрученные толстым жгутом стропы словно вросли в развилку.