Сгоряча он проехал еще метров пятьсот и резко свернул на какую-то просеку. Мчался куда-то вниз, прямо в зеленые заросли. Лишь когда почувствовал себя в безопасности, остановился в орешнике.
Сразу же, будто подброшенный пружиной, соскочил с телеги. Отбежал назад, выглянул на поляну, прислушался. Было тихо. Размеренно, успокаивающе шелестел под легким ветерком лес. Возбужденно, словно в лихорадке, бросился к телеге.
Она была вся белая — залита молоком из простреленных бидонов. Взмыленные, до неузнаваемости похудевшие лошади мелко дрожат, тяжело поводят боками. Головы опущены вниз, но к траве не тянутся. Почему же не подымается Катя? С еще неосознанной тревогой окликнул:
— Катя?
Не отозвалась. Охваченный внезапным страхом, подбежал к ней.
— Катя!
Девушка лежала навзничь, поперек телеги. Неподвижно глядела в небо. Потянул за руку.
— Катя! — крикнул испуганно и громко.
Схватил девушку за плечи, поднял. Голова ее безвольно откинулась в сторону, глухо ударилась о доску.
— Катя! Катя! Катя! — кричал, совсем забыв об осторожности, объятый ужасом. Не владея собой, тормошил холодеющее тело.
— Катя! — повторял горестно, потеряв голову и перестав воспринимать окружающее. И цеплялся лишь за одну мысль: «Не дам, не допущу, разбужу! Ведь это ошибка!»
И он снова тормошил девушку, выбиваясь из сил. Рванул на груди кофточку и замер, словно его ударили по голове. Перед глазами поплыл густой красный туман. Отшатнувшись, прислонился к грядке. Ему стало невероятно холодно, тело сотрясалось от озноба, зубы выбивали дробь.
Юрко оцепенел. Произошло что-то непостижимое. Все его существо протестовало, не хотело воспринять этого, поверить. И не восприняло. Все застыло в нем. Жила лишь какая-то посторонняя, не его, мысль. Она приказывала, что надо делать, холодно рассуждала. А его тут словно и не было. И все, что делал потом, делал словно не он, а кто-то другой, чьи-то чужие, равнодушные руки. Он лишь наблюдал со стороны, будто в тяжелом сне, который невозможно прервать, не находя сил пробудиться… Все время казалось, что это только сон.
Прежде всего распряг лошадей и отогнал их подальше от телеги. Лошади шли неохотно, останавливались, оглядывались, словно понимали что-то. Юрко подгонял их мягко и настойчиво. Теперь они ему уже не нужны. Зачем же им мучиться в упряжи! Пусть попасутся. Неизвестно зачем, по привычке, по-хозяйски, кинул шлеи под телегу, будто это теперь имело какое-либо значение. Потом отнес в кусты рацию. Вынул спрятанное на Катиной груди, залитое кровью письмо Дмитра. Положил в карман. Тщательно застегнул и поправил кофточку. Взяв на руки холодное, отяжелевшее Катино тело, понес в лес. Руки ее свесились. Черный венок кос соскользнул с головы и касался земли.
Долго шел, обходя кусты и деревья. Остановился на небольшой полянке. Положил Катю на траву, сделал изголовье из кленовых ветвей. Потом вернулся к телеге. Оторвал окованный железом вязок — вместо заступа. Рыл могилу под кустом боярышника, усеянного багряными ягодами, будто каплями крови. Вязком ковырял сырую землю и отгребал ее руками.
Когда кончил, в лесу уже сгущались сумерки. Потом стал собирать цветы, ломать ветки и устлал дно ямы. В изголовье положил ворох белых ромашек. (Вспомнил: пароль — «Ромашка».) Затем встал на колени, поцеловал ее холодные губы, лоб. Этот холод был страшен. Но и он целовал теперь холодными губами. И весь был, словно ледяная глыба. Только и понимал: так надо. Осторожно перенес ее, опустил в могилу свою первую, расстрелянную фашистами любовь. Еще раз поцеловал, закрыл лицо красным платком.
Уже в темноте рвал траву, листья, обкладывал свежий черный холмик земли. Потом, скрючившись, сидел на траве у могилы, уткнувшись подбородком в колени. Смотрел перед собой невидящим взглядом, ни о чем не думая.
Непроглядная темень царила вокруг. Равнодушно, монотонно шелестел лес. Рождались какие-то неясные, далекие и таинственные лесные звуки. Что-то ухнуло тоскливо и тревожно. Пронеслась черная тень птицы. Вблизи зашептались и умолкли ветви.
Потом тьма начала рассеиваться. Проступили очертания старых дубов. Уже вырисовывался густой кустарник. Поползли по земле расплывчатые тени. Бледно-желтый мертвенный свет залил поляну. Где-то там, над полями, взошла луна. Воздух стал влажным. Неожиданно спросонья пискнула какая-то птичка. И так же неожиданно умолкла.
За спиной по кустам пронесся шелест. Раз, другой. Словно кто-то шел, ступая тяжело и в то же время мягко. Потом затихло. Надолго. Юрко почувствовал осторожный толчок в плечо. Вздрогнул, хоть и не испугался. Оглянулся: гнедой конь стоял за его спиной, опустив голову. Тыкался в плечо мягкими губами. Наверное, надоело бродить в одиночестве по лесу. И по какой-то лишь ему свойственной интуиции отыскал человека. Юрко положил руку на гриву. Прижался щекой к белой пролысине. Теплое дыхание коня согрело ему грудь. Из глаз выкатились две слезинки и горячими каплями побежали по лицу…