Радость встречи все же омрачается возникшей почему-то неловкостью, которая мешает им оставаться прежними.
Брат долго и подробно расспрашивает о том, что происходит в селе, кто из знакомых тут остался, кого уже нет. В этих вопросах Юрко улавливает недосказанное, какой-то затаенный интерес и нарочитую осторожность.
Так проходят два дня. Два дня — и ни одного откровенного разговора. Лишь утром на третий день, отдохнув после утомительной дороги, брат опять, словно между прочим, спрашивает:
— Так кто же из учителей остался в селе?
— Галина Петровна… Я ведь уже говорил тебе.
Брат будто не расслышал последних слов.
— Галина Петровна? Щербина? Так, так… Помню. Что она поделывает, как живет?
Юрко рассказывает все, что знает о Галине Петровне.
Дмитро внимательно слушает.
— Так-так, — говорит про себя. — Помню ее… Следовало бы встретиться, побеседовать… Как-никак старые знакомые… — Вдруг оживляется: — Ты давно видел ее?
— Встречал как-то. Просил, чтобы дала книгу почитать.
— Чудесно, — почему-то обрадовался брат. — Сходи сейчас к Галине Петровне. Попроси книгу. Мне тоже хочется почитать что-нибудь… А когда будешь собираться домой, скажешь: «Привет вам от брата — кузнеца из Одессы». Больше ничего, только вот эти слова. Повтори, как ты скажешь.
Юрко удивленно смотрит на него и улыбается: не настолько сложно все это, чтобы понадобилось повторять.
— А ты повтори все-таки.
— Ну, привет вам от брата… кузнеца из Одессы.
— Без «ну».
— Пусть будет без «ну». Привет вам от брата — кузнеца из Одессы… А что, если она спросит о тебе?
— Скажешь: вернулся в село. Сидит дома…
Хата у бабки Ковалихи неказистая, комната, в которой теперь живет учительница, крохотная, с низким потолком, одним узеньким окошком и глиняным полом. Галину Петровну застает Юрко за работой. Сидит за столом против окна и шьет что-то. Это нехитрое ремесло стало для нее источником существования. Голова ее низко склонена над столом; уложенная в тугой узел коса — полуседая. На ней старенькое платьице, шерстяной платок. Когда подняла голову, Юрко заметил, что выглядит она плохо. Только глаза, большие, обрамленные длинными ресницами, по-прежнему ясны, веселы и приветливы. Смотрят на человека, будто видят его насквозь, и сами ничего не скрывают. Светятся человеческой теплотой и лаской.
Галина Петровна обрадовалась гостю. Встретила, как всегда, радушно. Расспрашивает о житье-бытье, угощает тыквенными семечками. Потом, наговорившись, поворачивается спиной к нему и начинает перекладывать с места на место десятка полтора сложенных на полке для посуды книг, отбирая для чтения.
А Юрко, наблюдая за ее движениями, встает с лавки и тихо говорит:
— Привет вам от брата — кузнеца из Одессы…
И замечает, как руки Галины Петровны на мгновение застывают. Минуту она стоит неподвижно. Потом медленно-медленно оборачивается и внимательно смотрит на него широко раскрытыми глазами.
— Ты сказал что-то?
— Привет вам от брата — кузнеца из Одессы.
На одну секунду, показалось мальчику, тень какого-то замешательства пробежала по лицу учительницы. Лишь на одну секунду. Потом Галина Петровна опять стала перебирать книги.
— Спасибо, Юрко… А… где он теперь?
— Вернулся в село. Дома сидит.
— Спасибо… Скажешь… — она задумывается, а потом, обернувшись, уже с книгой в руках, продолжает оживленнее: — Собственно, ничего не надо говорить… Возьми вот эту, еще не читал…
Не совсем так, как об обычном знакомом, восприняла Галина Петровна известие о появлении брата. Не мог не заметить Юрко, что это ее чем-то обрадовало и взволновало. Но чем? Почему?
Под вечер Галина Петровна неожиданно появляется в их доме. Это еще больше разжигает любопытство Юрка.
Брат встречает учительницу, как родную. После нескольких малозначащих для Юрка слов завязывается оживленная беседа. Но послушать беседу ему не удается. То по воду его посылали, то дров наколоть…
А когда с работой было покончено, учительница уже вышла из хаты вместе с братом. Впервые за все время Дмитро выходит на улицу. Страх, любопытство и волнение обуревают Юрка. Тут что-то не так, чего-то он не может постичь…
Брат вернулся домой через час.
Коротко и скупо рассказывает, что Галина Петровна помогла ему устроиться кузнецом в «общественном хозяйстве», как теперь называли гитлеровцы колхоз (когда-то Дмитро работал на заводе и это дело знает). Управитель «общественного хозяйства», рыжий Саливон, даже обрадовался. Стоящего кузнеца теперь в селе не найдешь, а немецкий комендант требует, чтобы к весеннему севу весь инвентарь был приведен в порядок.