Его большие зеленоватые глаза с едва заметными прожилками на белках, казалось, всегда смеялись. Смеялись и теперь, хоть губы были плотно сжаты, а голос звучал серьезно, даже сурово.
— Здравствуй, — неохотно ответил Юрко, в душе завидуя комсомольцу, который только что беседовал с его братом, видимо, о чем-то очень важном и секретном.
— Ну, как живешь?
Юрко промолчал: А Сашко тряхнул круглой головой с густыми рыжими волосами, которые почти никогда не знали шапки, и многозначительно прошептал то ли угрожающе, то ли шутя:
— В комсомол заявление подавал?
— Ну и что? — насторожился Юрко.
— Как «ну и что»? — Сашко наклонился и произнес еще тише: — Забеги завтра ко мне, часа в три, дело есть. — Теперь он говорил уже серьезно.
Сердце у Юрка забилось от радости, но он все еще не верил:
— Какое уж там дело?
— Раз говорю, значит, есть. Приходи! Может, я тебе комсомольский билет выдам…
Никогда не поймешь, шутит Сашко или говорит всерьез.
Тем не менее на следующий день отправился к нему.
Жил Сашко со старухой матерью недалеко, в просторной хате, густо обсаженной кустами сирени. Когда Юрко открыл калитку, из-за кустов, со стороны огорода, показался его школьный товарищ, Толя Билан. Неожиданно встретившись, ребята смутились и, поздоровавшись, вместе зашли в хату.
Сашко был один. Как всегда, сказал что-то шутливое. Потом, усадив их на лавку, сам сел на стул и спросил:
— Ну, как вам нравится новый порядок?
И опять, несмотря на его серьезный тон, Юрко насторожился. Не смеется ли он над ними?
— Лучше скажи, зачем звал…
Всегда спокойный Толя Билан поддержал Юрка:
— Если есть дело, выкладывай. Хоть мы еще и не комсомольцы, но ведь ты хорошо знаешь нас обоих…
— Не только вас, но и о вас все знаю.
— А что именно?
— Что? — Сашко обернулся к Юрку и испытующе посмотрел на него.
— Оружие, пистолет хранишь? Хранишь, знаю. — Потом обратился к Толе: — Пионерское знамя из школы вместе с Юрком выносил, верно? У тети Ганны товарищам сводку Информбюро пересказывали? Пересказывали!.. Все о вас знаю, вот почему и позвал.
— Ну и что, если знаешь? — смело и даже вызывающе спросил Толя.
— То есть… как это «что»? — Лицо его стало строгим. — Борьба с фашистскими оккупантами дело серьезное! Сами видите, объяснять вам не надо: немецкий фашизм принес на нашу землю рабство, разруху, кровь и смерть. Идет смертельная священная борьба за то, быть или не быть нашей стране, жить или не жить нам, советским людям! И по-мальчишески, без всякого повода, кичиться своим геройством совсем не время!
Ребята обиженно опустили головы. Юрко с досадой спросил:
— Значит, не надо было выносить знамя, не надо было хранить оружие?
— Я не говорил этого. Но болтать лишнее и рисковать попусту не следует. А вы на колхозном току недели две назад развели митинг чуть ли не под самым носом у полицаев и старосты. Вы что, сволочей-полицаев или петлюровское охвостье агитировать вздумали? Похвастать захотелось?
— Ну, а что же нам делать?
— Конечно, бороться. Но бороться серьезно и организованно. В оккупированных районах развертывается всенародная партизанская борьба. Комсомол и молодежь в этой борьбе, как всегда, должны быть помощниками партии.
— Но как их найти? — в один голос воскликнули ребята.
— Предположим, что сейчас комсомольской организации в селе нет. Предположим, что остался я один.
— Так надо ее создать, нас утвердят потом! — вскочил с места Толя.
— Правильно! Надо организовать подпольную комсомольскую группу. Вот я и хочу спросить, согласны ли вы вместе со мной создать такую группу, согласны ли помочь поднять молодежь на борьбу против захватчиков?
У ребят глаза заблестели от восторга, но Сашко сразу охладил их пыл:
— Если согласны — пока все. А теперь осторожно потолкуйте со своими товарищами. Присмотритесь хорошенько — кто из них достоин того, чтобы работать в такой организации, конечно, ничего им не рассказывайте. О том, что разговор этот должен остаться между нами, я и не говорю. Сами знаете!
Ребятам льстило то, что Сашко им доверяет, и они торжественно пообещали не разглашать тайны и соблюдать строгую дисциплину, но ждать им очень не хотелось.
Разговор с Сашком немного разочаровал Юрка. В тот момент он даже не представлял, что время, о котором говорил Сашко, настанет очень скоро и что развернется такая борьба, о которой он и мечтать не смел.
Прошло три дня, и Дмитро опять послал его к Галине Петровне. Послал, ничего не сказав при этом. Галина Петровна вручила ему листок тоненькой папиросной бумаги, густо исписанный химическим карандашом. Впервые сказала, что поручает ему дело, возможно, на первый взгляд несложное, но весьма важное. Ему, подростку, удобнее, чем взрослому, проникнуть на ферму, расположенную на краю леса, километрах в трех от села. Там, в сторожке, он застанет человека, скажет, что пришел от брата, и передаст эту бумажку. Идти надо сейчас же, так как тот человек пробудет на ферме недолго. В случае опасности бумажку можно проглотить.