Васька помог брату одеться, выслушивая молча ворчание ночной няни, что, мол, всех уже забрали, а Валерка, сердешный, все в садике. Васька не возразил, взял брата за руку и вышел во двор. На улице было уже совсем темно: все-таки сентябрь, а время - около девяти вечера.
- Ну, как, пешком пойдем, или на автобусе поедем? - посоветовался Окунь с братом.
- Лучше на автобусе...
Вера Ивановна хозяйничала на кухне, когда сыновья пришли домой. Она слышала, как щелкнул замок, и через минуту прошлепали Валеркины ножонки на кухню, а старший, видимо, ушел к себе.
- Мамочка, здвавствуй! - сын обхватил ее сзади за ноги. - Мы проснулись!
- Вот и хорошо. - Вера Ивановна поцеловала Валерку в щеку, поерошила его светлые волосы и сказала: - Сейчас будем ужинать, зови Васю, мойте руки... Василий молча ковырял вилкой жареную картошку, запивая чаем...
- Почему ты уху есть не стал?
- Не хочу... - буркнул сын.
- Ты же любишь уху.
- Ну, сказал же - не хочу-у!
Вера Ивановна вздохнула, подавила закипавшее раздражение, вновь спросила:
- Как в школе?
Василий шевельнул плечами, и это можно было расценить, как «а, так себе» или же «отстань!»
- Двоек не нахватал?
- Нахватал! - с вызовом посмотрел на нее сын. - Ну и что?
- Как что? - Вера Ивановна поставила на стол чашку с недопитым чаем. - Неужели тебе охота быть неучем? Ведь четвертый год тебя за уши тянут из класса в класс, как из болота, скоро уши оторвут!
- Ты же врач, новые приштопаешь, - прищурился насмешливо сын.
- Василий! - укоризненно покачала головой Вера Ивановна.
- Да ну тебя! - и Васька выскочил из-за стола, уронив белый кухонный табурет, ушел в свою комнату.
Мать вошла следом...
Окунь сидел, нахохлившись, у подъезда своего дома и курил, нервно грызя зубами сигарету. Настроение у него было аховое. Да и чему радоваться? Схлопотал по физике двойку, вторую уже. Мать глянула сегодня в дневник - занудила, запричитала:
- Горе ты мое! Когда же за ум возьмешься?
- Не навязывался, сама родила, - огрызнулся Васька, прикрыв голову подушкой, чтобы глуше был голос матери.
- Ты очень изменился, Вася, как съездил к отцу, - продолжала мать. Тихо так, пожалуй, даже немного жалобно. Но Васька не стал ее жалеть, вновь ответил грубостью:
- Сама послала, мог бы и не ездить!
-Я ведь лучше хотела сделать! - с отчаянием в голосе воскликнула Вера Ивановна. - Отец же он тебе! И неплохой, вообще-то, человек был, - добавила она совсем тихо.
Васька глянул на мать одним глазом из-под подушки и подумал, что она, пожалуй, до сих пор любит отца.
- Ну, чего тебе не хватает, Василий? Ведь все у тебя есть!
Захотел магнитофон - на, возьми, дорогой сын! Джинсы новые - достала. Ведь все эти годы живу для тебя и Валерика, а ты? Какой ты пример Валерику показываешь? И с Фитилем этим опять связался, ну какие у тебя дела с этим уголовником? Не доведет он тебя до хорошего, а вот за решетку сможешь с ним угодить!
Васька сел на кровати:
- Все ноешь, воспитываешь меня! Уеду вот к отцу, всё лучше, чем тебя слушать. Звал он меня к себе, - соврал Васька. Не мог же он сказать, что был у отца три дня, и то ночевал в гостинице, а потом поехал к бабушке и жил у нее все лето, и часы там же купил.
- Ну что же... Поезжай, если тебе там лучше будет, только и ответила мать.
- Да уж, конечно, лучше! А то в Сургут уеду! Я вчера объявление видел, там рабочие требуются! Или в Нижневартовск. Тогда не будешь говорить, что на шее у тебя сижу. Нечего было с отцом расходиться! А то могла бы и замуж второй раз выйти, вот бы и не был я таким, - Васька криво усмехнулся, - непутевым. И тебе было бы не скучно, и нам - папочка.
- Как ты смеешь так говорить со мной! - воскликнула сквозь слезы Вера Ивановна, но Васька не ответил. Он сильно xлoпнyл дверью и бегом, перепрыгивая через несколько ступеней, спустился вниз.
Ваську сжигала зависть к двухлетнему мальцу, новому сыну отца - Андрюшке. У того есть отец, а у него и Валерки – нет. Он младше Васьки на шестнадцать лет, а у него уже своя машина. Правда, отец сам ездит на той машине, но он сказал Ваське, что как только Андрею исполнится восемнадцать лет, он передаст ключи от машины ему. А Ваське уже скоро будет восемнадцать, а кто подарит ему ключи oт машины?
А все мать! Подумаешь, изменил ей отец! Вот беда! Могла бы и простить ради них, а не простила, гор-да-а-я!
Васька ожесточенно сплюнул под ноги.
- Привет, кореш! - к Окуню подошел парень лет двадцати шести, на макушке стриженой головы спортивная шапочка петушком, сутулые плечи обтягивала курточка с блестками многочисленных молний: парень «косил» под «металлиста».
- А, это ты, Фитиль... Привет, - вяло отозвался Окунь.
- А чего такой квелый? – спросил Фитиль.
- Да с матерью поцапался, - сморщил нос Васька, словно раздраженный кот.
- Прошвырнемся? - Фитиль выбил сигарету из пачки, предложил Ваське. - Дыми...
Окунь взял. Это не то, что его «Астра», а если «Космос» покупать, то денег и на кино не останется...
- Может, к Оленю завернем? - спросил Фитиль. - Он пацан стоящий. Зря ты с ним не ходишь. Амбал здоровый, может, и сгодился бы где-нибудь...
- Мать его не любит меня, - процедил, сплевывая, Окунь. - Рылом, видно, не вышел для них. У него предки - интеллигенция, - презрительно выпятил нижнюю губу Окунь, а я - безотцовщина, как бы не испортил ихнего Игоречка, - ярость так и пёрла из Васьки.
- Да ладно тебе выпендриваться! - хмыкнул Фитиль. – У тебя самого маман - врачиха, тоже ведь интеллигенция. И зря ты прихеряешься, одет не хуже других, а вообще-то мог бы и лучше, - и Фитиль многозначительно прищурился.
Окуню стало зябко от его слов, уж он-то знал, на какие деньги одевается его кореш Фитиль.
Игорь Оленьков валялся на диване, гонял магнитофон. Он скучал. На душе у него было пасмурно, неуютно, как в осенний моросливый день.
Мать сердито гремела на кухне посудой и, наконец, не выдержала, заглянула к нему.
- Ну, что ты маешься, чадо? Битый час крутишь одно и то же! Не надоело? Сходи лучше за хлебом.
Игорь лениво отмахнулся: мол, утром схожу, а то не хватало еще, на ночь глядя, плестись в магазин.
- Тогда учи уроки, а то бока пролеживаешь, а на завтра ничего не готово, да?
Игорь усмехнулся:
- Тебе все хочется, чтобы я отличником стал, пай-мальчиком.
- А что? Думаешь, не приятно нам с отцом, когда тебя хвалят? Отец цветет от радости, когда услышит про тебя что-то хорошее.
Игорь молча вздохнул: ох, до чего же любит мать нотации читать! Неужели все родители такие ворчливые? Мать не отставала:
- С Ольгой, что ли, чего не поделил? Да выключи ты свой магнитофон? Тянешь, как кота за хвост! - и она щелкнула клавишей магнитофона.
Игорь молчал. Да и что говорить, если мать права: он и, правда, поссорился с Ольгой.
- Ну, мам, ну не ворчи, схожу я за хлебом, - Игорь встал, обнял мать, потерся щекой о её щеку.
Мать успокоилась, засмеялась:
- Ох, и подлизушка ты, Игорёшка. Ладно, утром сбегаешь, перед школой.
Игорь опять завалился на диван, включил магнитофон, убавил громкость.
Ольга Колесникова училась в одном с ним классе и имела над Игорем огромную власть. Он и сам не знал, как так вышло, что одного сердитого движения ее бровей достаточно было, чтобы Игорь, вообще-то парень самолюбивый и даже драчливый, утихомиривался.
А началось все прошлой зимой, когда Ольга подошла к нему и, пламенея багровыми пятнами на лице, - она всегда так краснела - пятнами, попросила объяснить теорему. Игорь остолбенел, обалдело похлопал пушистыми ресницами, ведь просила не кто-нибудь, а отличница, да к тому же девушка, которая нравилась ему. Дело было в том, что Игорь - парень башковитый, но одолела добра молодца лень, засыпался двойками и знал довольно сносно лишь математику и то благодаря своей отличной памяти. И потому Ольге поручили хоть как-то повлиять на Игоря, чтобы если не хочет как следует учиться, так хоть бы на тройки тянулся, не портил «общую картину успеваемости», как выразилась классная руководительница Алина Дмитриевна.