Тут проклюнулся внутри какой-то отчаянный голосок, словно внутри Герцева сидел ещё один Сергей, как в матрешке: «Ну, что Осипова? Чарышеву мозги закрутила? Закрутила, да ещё как - контргайками... А Сутеев? Рисует теперь вместо чертенят Витку Осипову».
- Ага. Не пойду я к Инфанте, - сказал Сергей сам себе.
И вспомнил, как пламенело лицо, когда танцевал с Осиповой, как налились жаром ладони. Сергей затряс головой, нагнулся, зачерпнул горсть снега, лизнул, потом потёр снежком щёки, лоб, сдавил его так, что из снежка струйкой засочилась вода. И сразу стало легче, словно совершил он какое-то нужное дело.
- Эй, Колька! - толкнул Сергей плечом Чарышева. - Не вешай нос! Всё будет нормально! - и Герцев остатком снега в ладони мазнул Чарышева по лицу.
Окунь легко скользил по укатанной лыжне. Он сильно отталкивался палками и долго катился после толчка. На сердце у Васьки было легко и спокойно, давно уж так не было ему хорошо с тех пор, как ушёл отец...
С людьми Окунь старался держаться независимо, не расслаблялся. А потом в классе появилась Витка Осипова, Васька приударил за ней и даже забыл про свою боль, гвоздём засевшую в сердце. А здесь, в лесу, никого нет. Хочешь - пой, хочешь - кричи. Он так и сделал, закричал на весь лес: «Я – Окунь! - и улыбнулся: - Ребята рты разинут, как увидят меня». Он жалел, что сразу не согласился пойти с классом в деревню, где они осенью копали картошку, с концертом. Васька хорошо играл на баяне, потому Ольга Огуреева, их комсорг, попросила пойти с ними, но Окунь только ухмыльнулся в ответ. А сейчас жалеет об этом: только-только ребята оттаяли по отношению к нему, а он взял да опять «выпендрился».
Васька лихо вылетел на пригорочек. На секунду задержался, окинул взглядом синее небо. Красота! Посмотрел вдоль лыжни, которая спускалась вниз, делала поворот влево и скрывалась в сосняке. На лыжне торчал странный пенёк.
«Хм... - подумал Васька, - а как же ребята спустились?»
Окунь, пригнувшись, скользнул вниз, и в самый последний момент увидел, что это не пень, а лыжник. Окунь поспешно и неловко тормознул правой лыжней и упал.
- Вот и я так же упала. Корень там, под снегом, - раздался тихий голос. Васька сбил на затылок шапочку, посмотрел на «пенек», удивился:
- Веселова? Ты чего кантуешься здесь?
- Ногу подвернула, - Настя ответила, не глядя на Окуня.
- А ребята где? - Окунь поднялся, отряхнулся и стоял, навалившись грудью на палки.
- Ребята ушли.
- Как ушли? - поразился Окунь. - Бросили тебя здесь? Даже Рябинина твоя распрекрасная?
Настя ещё ниже склонила голову.
- Я ведь плохо на лыжах хожу. Как упала, сначала не было больно. Пока поднималась, ребята ушли вперёд. Думала, догоню, а идти не смогла, - виновато сказала Настя. – А Светка со своими пионерами в Волгоград уехала, её нет с нами.
Настя пошевелила левой ногой. Лыжу она сняла и поставила на неё больную ногу.
- Где болит? - спросил Окунь, злясь на Веселову, что понесла её нелегкая на лыжах. Так и сказал: - Могла бы и на автобусе доехать, чего поперлась на лыжах. А мне вот что с тобой делать?
Настя смущенно улыбнулась:
-Я хотела с ребятами.
Окунь раздражённо повторил:
- Ну и что с тобой делать?
Настя нахмурила широкие русые брови:
- А я тебя не держу! Иди.
Она попыталась встать на больную ногу, ойкнула и опять опустилась на лыжу, на которой сидела. Слёзы потекли по её широкоскулому веснушчатому лицу.
- Ну и уйду! Не могла с такого плёвого спуска съехать! - и Окунь, сильно оттолкнувшись палками, исчез за поворотом.
Настя глубоко вздохнула, спрятала лицо в коленях и заплакала громко, навзрыд. Ей было страшно сидеть одной в лесу, обидно, что ребята до сих пор не хватились её. Она не знала, как добраться до города. Пять километров - пустяк, да нога сильно болит. Настя почувствовала, что и холод пробирается под болоньевую, уже задубевшую курточку.
- Не плачь, Настя! - услышала она вдруг Васькин голос. - Не надо, ну чего ты? - Окунь потряс девушку за плечо. - Ну, перестань, слышишь?
Окунь стоял перед Настей боком, поперёк лыжни. Настя плакала, не поднимая головы, но старалась делать это беззвучно. Окунь присел, приподнял голову Насти ладонью за подбородок.
- Не плачь, Настя, выберемся мы отсюда...
Окунь в злом запале пролетел немного по лыжне, руки и ноги двигались как-то сами собой, помимо Васькиной воли. Но на душе стало нехорошо. Окунь подумал, что он сейчас - единственный во всем мире человек, который может помочь Веселовой в беде. Васька затормозил, рывком перекинул одну лыжу назад, потом другую, и заскользил обратно.
Он увидел, что Веселова сидит на том же месте, уткнув лицо в колени. Когда он подъехал ближе, понял, что Веселова жалобно плачет, как брат Валерка, чьих слёз Окунь не мог терпеть, сам чуть не плакал в тот миг и спешил успокоить брата. Потому и пожалел Окунь Настю Веселову, даже неожиданно для себя назвал её по имени...
- Ну не плачь, Настя! Где болит? - приговаривал Окунь, словно утешал своего Валерку, и даже погладил её по голове. - Где болит? Давай посмотрим... - Окунь взял в руки Настину ногу и сильно дернул.
Настя вскрикнула, упала от неожиданности в снег.
- Ты что?! Больно же!
- Да... Это растяжение, синьорита Веселова, а не вывих... Это уже лучше. Холодный компресс и покой ноге, - от улыбки на щеках Окуня появились ямочки.
- Откуда ты знаешь? - недоверчиво спросила Настя,
- Да уж знаю, сын врача все же, - криво усмехнулся Окунь, - знаю...
То, что Насти нет, первой обнаружила Люда Конева. Ей надоела игра в «догонялки» друг за другом, которую затеяли парни, и потихонечку ехала сзади всех. Она хорошо видела каждого впереди идущего: Оленьков рвется вперед, его догоняет, наступая на задники лыж, Герцев...
«Выпендриваются», - подумала Конева.
За Оленьковым и Герцевым спешили Лариска Кострова и Андрюшка Горчаков из десятого «А». Окунь отказался играть на баяне, и девчонки попросили об этом Горчакова, все равно ведь увяжется за Лариской. Он, конечно, играл хуже Окуня, но выбирать не приходилось, так как в десятом «Б» баянистов больше не было.
Остальные растянулись редкой цепочкой друг за другом, а вот Насти Веселовой не было. Конева оглянулась раз, другой... Настя шла последней, может, отстала немного? Но и сзади Насти не было.
- Ребята! - крикнула Конева. - Эй, Оленьков! Стойте! Насти нет!
Строй рассыпался. Некоторые прямо по снежной целине спешили к Люде.
- Как нет? Где же она? Лариска! Кострова! Ты же шла впереди Насти! Где она?
- Шла... А потом вдруг вперед ушла... - растерялась Лариса.
- Настя! Настя-а-а! - крикнули хором, сложив ладони рупором.
Тишина. Кругом зимняя звонкая тишина...
- Настя! Веселова! Где ты?!
Эхо отозвалось вдали: «А-а-а... о-ва-а... е-ты-ы-ы». А Насти не слыхать.
- Мальчишки, надо что-то делать, - заволновались девушки.
- А что тут думать? - сказала Оля Огуреева. – Надо кому-то назад идти.
- Дорвались, заскакали все... - забурчала Кострова.
- А ты не заскакала, что ли? - набросилась на неё Конева. - Настя плохо на лыжах ходит, ты же знаешь, а ты первая понеслась.
- Да не ссорьтесь вы! - урезонила их Ольга. - Парни, ведь идти надо назад, искать Настю.
- Я пойду, - вызвался Герцев. Остальные сконфуженно молчали. Не очень-то хотелось топать обратно, когда большая часть пути уже пройдена.
- Я с тобой пойду, Сергей, - сказала Оля Колесникова, - А то наши мальчики, как зайчики.
- Ха, ха! - засмеялся Герцев. - Не хватало, чтобы ещё одна потерялась. Вы идите в село, а мы – Настю искать. Завтра позвоним в сельсовет и приедем на автобусе. Граф, иди с девчатами, Игорь - со мной! - и зашагал назад, уверенный, что Оленьков не захочет ссориться с Ольгой Колесниковой, не останется.