(10) „Но не имеет значения, чье это будет молоко, — ведь именно так говорят, — пока дитя кормится и живет“. (11) Почему же тот, кто это говорит, — если уж столь мало внятно ему природное чувство, — не думает, что не имеет также значения и то, в чьем теле и благодаря чьей крови человек был зачат и обрел жизнь? (12) Разве оттого, что [эта жидкость] побелела из-за [воздействия] воздуха и тепла, она не является той же кровью, находящейся ныне в грудях, что прежде была в утробе? (13) Разве не проявляется изобретательность природы и в том, что, после того как эта кровь-созидательница в недрах сформировала все тело человека, когда приближается уже время родов, [она] поднимается в верхние части тела и оказывает поддержку при первой встрече с жизнью и светом, предлагает новорожденному знакомое и привычное пропитание? [111](14) Вот почему не напрасно полагали, что, подобно тому как сила и природа семени способны образовать сродство души и тела, точно так же имеют эту способность природные особенности и свойства молока. (15) Замечено, кстати, что все это относится не только к людям, но и к животным. Ведь если козлята питаются овечьим молоком или ягнята — козьим, [то, как] известно, у одних шерсть становится более жесткой, а у других волоски делаются более мягкими. (16) Также и у деревьев и плодовых растений сила и могущество природных свойств гораздо больше зависят от ухудшения или улучшения [качества] земель и вод, которые их питают, чем от самого семени, брошенного [в землю]. Ведь часто можно видеть прекрасное цветущее дерево, которое погибает, будучи пересажено в более засушливое место. (17) Что за ужасная идея — портить благородство только что рожденного человека, его тело и душу, изначально наделенную благими свойствами, неуместным и вредным кормлением чужим молоком? В особенности же, если та, кого вы используете для вскармливания молоком, — рабыня или рабского происхождения, или, как часто бывает, родом чужестранка или из варваров, нечестна, уродлива, бесстыдна, если она выпивает. Ведь по большей части [кормилицей] без разбора берут ту, у которой в это время есть молоко. (18) Итак, позволим ли мы, чтобы этот наш младенец подвергался опасному соприкосновению и воспринял в свое тело и душу дыхание худшей в сравнении с ним души и тела? (19) Именно по этой причине, клянусь Геркулесом, что нас часто удивляет, некоторые дети честных женщин ничуть не походят на своих родителей ни телом, ни душой. (20) Таким образом, наш Марон поступает тонко и искусно, поскольку, следуя знаменитым стихам Гомера:
вынес обвинение не только рождению, подобно Гомеру, за которым следовал, но также и самому дикому и свирепому зверю, ставшему кормилицей; ибо он прибавил от себя:
поскольку, очевидно, большое влияние на зарождающиеся нравы оказывает характер кормилицы и природа молока. Эта природа, уже с самого начала пропитанная субстанцией отцовского семени, образует также из души и тела матери новое врожденное свойство. (21) И кроме всего прочего, кто же может не обратить внимания и пренебречь тем, что [женщины], которые бросают своих новорожденных, отказываются от них и отдают другим для кормления, разрушают или, по крайней мере, ослабляют ту цепь и связь любви, которыми природа соединяет родителей и детей. (22) Поистине, когда дитя удаляют с глаз куда-либо в иное место, эта сила материнского пыла понемногу ослабевает, весь трепет непереносимого волнения стихает, и о сыне, переданном другой женщине для кормления, забывают почти как об утраченном в результате смерти. (23) Стремление же души, любви и привязанности самого ребенка сосредоточены на той, которая его кормит, и потому [такой ребенок] не испытывает никаких чувств и тоски по отношению к матери, что его родила, как это бывает с подкидышами. И по этой причине — когда оказываются забытыми и стертыми все составляющие природной любви, которую, как кажется, испытывают по отношению к отцу и матери так воспитанные дети, — такая любовь в значительной части является не естественной, но показной и надуманной».
(24) Я слышал, как Фаворин произнес эту речь по-гречески. Я воспроизвел его высказывания ради общей пользы, насколько смог вспомнить. [Что же касается] красоты [стиля], изобилия и разнообразия слов, то все латинское красноречие едва сможет их достичь, а мои скромные способности (mea tenuitas) — никоим образом.
О том, что Сенека, рассуждая о Квинте Энний и Марке Туллии, проявил себя легковесным и несведущим в суждении
(1) Об Аннее Сенеке некоторые говорят как о писателе крайне малополезном, открывать книги которого нет никакого смысла, поскольку речь его кажется вульгарной и банальной, а его сюжеты и мысли полны или нелепым и пустопорожним напором, или же легковесными адвокатскими вывертами, [114]а образованность у него доморощенная и плебейская, ничего не воспринявшая из древних писаний: ни их приятности, ни их достоинства. Другие же, не отрицая, что его слог не слишком изящен, отмечают, что в тех вопросах, которые он рассматривает, у него нет недостатка в знании и учености, [нет недостатка] также в суровости и строгости при обличении пороков и [дурных] нравов, чем он и привлекает к себе. (2) Мне нет нужды давать оценку его таланта в целом и высказывать критические замечания обо всех его сочинениях. Однако же мы представим здесь для рассмотрения те его фразы, где он высказывает суждения о Марке Цицероне, Квинте Энний [115]и Публии Вергилии.
112
5 Ноm. Il., XVI, 33–35. Перевод Н. И. Гнедича. У Авла Геллия цитата дана по-гречески. "Наш Марон" — Вергилий.
114
7 Sausidicali argutia (адвокатскими вывертами) — конъектура Фогеля, принятая современными издателями. В рукописях здесь в основном quasi dicaci argutia, что можно перевести как "так сказать, колкой игривости".