{106 Fr. 53 Swoboda. Буква υ для обозначения согласного звука была введена в латинский алфавит в XVI в.; до того гласный и согласный звуки передавались одной буквой — и. См. также: Noct. Att., XIV, 5, 2 и соответствующий комментарий. Слоговое и неслоговое i также обозначались одной и той же буквой.}
{107 В сочетаниях ng и nс звук n, по-видимому, приобретал носовой оттенок, представляя собой некий промежуточный звук, который можно условно обозначить как
.}
{108 Fr. 54 Swoboda.}
{109 Quantae — появляется только в первых печатных изданиях; Гертц предлагает дополнить: quantae nostri fuerunt («в сколь большом невежестве погрязли наши»).}
{110 Fr. 55 Swoboda. Оба указанных дифтонга в таком виде существовали в греческом; на латинский язык ου передавался через u , a ei превратился в долгое i . Смысл замечания Нигидия до конца не ясен, поскольку фраза вырвана из контекста и не снабжена примерами.}
Книга XX
Глава 1
Спор правоведа Секста Цецилия и философа Фаворина о законах Двенадцати таблиц
(1) Секст Цецилий {1} был опытен и влиятелен в юридической науке, а также в изучении и толковании законов римского народа. (2) Как-то раз, когда мы ожидали [возможности] поприветствовать Цезаря на Палатинской площади, к нему подошел философ Фаворин {2} и заговорил с ним в присутствии нас и многих других. (3) В их речах тогда были упомянуты законы децемвиров, которые составила и записала на двенадцати таблицах коллегия десяти, созданная ради этого римским народом. {3}
{1 Секст Цецилий Африкан (II в. н. э.) — римский юрист; его основной труд — «Вопросы» в девяти книгах — сохранился только в цитатах у позднейших авторов.}
{2 Фаворин — см. комм. к Noct. Att., I, 3, 27. Учитель Авла Геллия, на которого автор часто ссылается, был в опале при императоре Адриане, но при Антонине вернулся в Рим и провел остаток жизни, окруженный почетом и уважением.}
{3 Двенадцать таблиц — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 18.}
(4) Когда Секст Цецилий сказал, что, исследовав [право] многих городов, он нашел, что эти законы написаны с полной и безупречной краткостью, Фаворин ответил: "Допустим, в большей части законов дело обстоит так, как ты говоришь; ведь с не меньшим увлечением я читал эти Двенадцать таблиц, чем двенадцать книг платоновских "Законов". Однако там обращает на себя внимание то слишком неясное, <то слишком суровое>, {4} то, наоборот, излишне мягкое и свободное, то совсем не такое, как написано, содержание".
{4 <Aut durissima> добавляет Гроновий.}
(5) "Неясность, - сказал Секст Цецилий, - давайте не будем вменять в вину писавшим, но припишем глупости непонимающих, хотя и те, кто плохо усваивает то, что написано, тоже освобождаются от вины. (6) Ибо долгий век стер древние слова и нравы, которые помогают постичь смысл законов. Ведь Таблицы были составлены и записаны в трехсотом году от основания Рима, с какового времени и до этого дня, как кажется, прошло немногим меньше шестисот лет. {5} (7) Однако что можно посчитать в этих законах написанным сурово, если не считать суровым закон, который казнит назначенного по закону судью или арбитра, уличенного в том, что он взял деньги, чтобы рассудить дело, {6} или тот закон, который вора, пойманного на месте преступления, передает в рабство тому, у кого совершена кража, {7} а ночного вора дает право убить? {8} (8) Скажи же, прошу, о муж, столь стремящийся к мудрости, разве ты думаешь, что нечестность этого судьи вопреки всякому праву, божественному и человеческому, продающего свою присягу за деньги, или невыносимая наглость изобличенного вора, или коварная жестокость ночного бродяги не заслуживают смертной казни?"
{5 Первые десять таблиц, согласно традиционной датировке, были обнародованы в 450 г. до н. э. (в 451 г. до н. э. они были дополнены еще двумя). Соответственно беседа Фаворина и Цецилия имела место около 150 г. н. э.}
{6 XII Tab., IX, 3.}
{7 XII Tab., VIII, 14.}
{8 XII Tab., VIII, 12. О наказаниях за различного рода кражи см. также Noct. Att., XI, 18 с соответствующими комментариями.}
(9) "Не спрашивай у меня, - говорит Фаворин, - что я думаю. Ибо ты знаешь, что я имею обыкновение, сообразно с учением школы, к которой я принадлежу, скорее задавать вопросы, чем выносить суждения. {9} (10) Но римский народ, которому подобные проступки казались заслуживающими кары, однако наказания такого рода - чрезмерно суровыми, - не поверхностный и не презренный судья, ибо он позволил этим законам, которые требуют столь непомерных наказаний, одряхлеть и умереть от старости. (11) Как, например, [римляне] осудили бесчеловечно написанный закон о том, что если человек, вызванный в суд, в силу нездоровья или возраста слаб и не способен прийти [сам], то ему не предоставляют крытую повозку, а выносят и помещают его на вьючное животное (jumentum) и везут из дома к претору в комиции, словно на каких-то невиданных похоронах. {10} Ибо по какой причине человека, ослабленного болезнью и не способного выступить в свою защиту, везут на суд к сопернику привязанным к вьючному животному? (12) Разве и тебе не кажется слишком мягким то, что и мне представляется таковым, а именно, следующее определение наказания за обиду: "Если кто-то нанесет обиду другому, пусть штраф будет 25 ассов"? {11} Ибо кто будет столь беден, чтобы 25 ассов удержали его от желания нанести обиду? (13) Так и ваш Лабеон {12} в книгах, которые он написал о законах Двенадцати таблиц, не одобрил этого закона, сказав: <***> {13} Дуций Вераций был человек чрезвычайно дурной и чудовищно безрассудный. Он ради забавы мог собственной рукой хлестать по лицу свободного человека. За ним следовал раб, несший кошелек, полный ассов; надавав кому-либо пощечин, [Вераций] тотчас приказывал [рабу] уплатить согласно Двенадцати таблицам 25 ассов. Поэтому, - продолжал [Фаворин], - впоследствии преторы приняли решение совершенно отменить этот закон и постановили, что они сами будут оценивать стоимость обиды.