Папа удалился к себе и переоделся в простые белые одежды. Подвели лошадей.
Аттила, спохватившись, захотел оставить последнее слово за собой и насмешливо бросил Тригецию напутственные слова: «И напомните вашему императору, что я все еще жду свою невесту Гонорию!»
Послы уехали. До моста их сопровождал Орест. На другой стороне их встретил Аэций. Поклонившись папе, он обратился к Авиену:
— Что я должен делать?
— Готовиться к отъезду.
— Когда я должен выехать?
— Завтра вечером.
— Оставив здесь Аттилу?
— Оставив его здесь. Он уйдет завтра.
— Уйдет?
— Уйдет.
— Каким путем?
— Каким пожелает.
— Ты уверен, что он уйдет?
— Я уверен, что он уйдет.
— Берегись! Я знаю его коварство, я знаю его лучше, чем ты!
— Ты знаешь его меньше, чем я.
— Мой отъезд — это приказ?
— Это приказ твоего императора.
— Куда я должен отправиться?
— В Рим.
— Что дальше?
— Я встречу тебя там.
В полной растерянности, ничего не понимая, Аэций скрепя сердце исполнил приказ. Он собрал войска. На следующий день они были готовы выступить в путь. Он прибыл в Рим. Авиен ждал его у городской стены:
— Сегодня мы вместе обедаем у императора.
— Чего он хочет?
— Поздравить тебя. А завтра мы обедаем у папы, который тоже хочет тебя поздравить.
Так и случилось.
Валентиниан III сыпал похвалами: «Ты выстоял, и мы смогли пойти на переговоры, как захотел папа. Ты — верховный главнокомандующий моими войсками. Отправь легионеров в отпуск, они этого заслужили, а сам останься подле меня, мне всегда дороги твои советы».
Народ Рима ликовал и славил Аэция! Папа оказал ему самый теплый прием. Если бы не большой печальный опыт, Аэций подумал бы, что настал его звездный час. Правда, он пробил с большим опозданием и не вовремя, так как на этот раз он, Аэций, не сделал ровным счетом ничего выдающегося, напротив, он совершенно не понимал, что происходит, стоял в стороне от всех политических решений и не участвовал в переговорах. Но он в чести, и это главное. Козни Максима Петрония очень быстро показали ему, что у него нет причин радоваться. Он неоднократно покидал двор. Говорили, — а чего только не рассказывали про него? — что он не мог сдержать слез, когда узнал о смерти Аттилы, и на него снова пало подозрение в заговоре. Но пройдет время, и его опять призовут ко двору: Валентиниан так нуждался в его советах! Мы знаем, что было дальше и чем всё закончилось.
Аттила начал отход восьмого июля. Войска были в приподнятом настроении: мир заключен, враг согласился уплатить большую дань и теперь можно распорядиться добром, добытым за всю кампанию. Аттила не пошел старой дорогой. Он знал, что Марциан не только разместил крупные силы в Мезии, но и направил в Паннонию целое войско под началом Марка Юлия Аэция, не имевшего никаких родственных связей с Флавием Аэцием. Эта армия могла поджидать гуннов на альпийских склонах Баварии или Зальцбурга.
Поэтому Аттила, поднявшись вверх по течению Адидже, избрал более трудный путь через Ретийские Альпы. Через Инсбрук, мимо Боденского озера, по Вертахской долине он вышел к Аугсбургу, тогда еще Аугуста Венделикорум. Оставалось только спуститься по Jlexy, а там уже родной Дунай! Но под Аугсбургом воины просили его разрешить еще один, последний грабеж. Аттила колебался, ибо это не очень сочеталось с принятыми обязательствами. После раздумий он дал добро. При переправе через Лех какая-то уродливая женщина — настоящая ведьма — бросилась в воду и, схватив его коня под уздцы, три раза прокричала: «Назад, Аггила!»
Воины хотели расправиться с ней, но Аттила отпустил женщину с миром. Он достиг Дуная, переправился через него и приказал разбить шатер. Всю ночь его мучили приступы рвоты и шла горлом кровь.
Почему же Аттила ушел из Италии? Можно ли дать на это ответ? Попыток было много. Вот первое объяснение: чудо святого Льва.
Проспер Аквитанский подводит нас к этому заключению: «Возблагодарим Господа, который спас нас от великой беды!» Так, по его словам, сказал папа императору по своем возвращении в Рим.
Чудо святого Лу, чудо святого Аниана, чудо святой Женевьевы и, наконец, чудо святого Льва. Не слишком ли много чудес, чтобы отвести Бич Божий?
Другое объяснение, близкое к первому, но не столь мистическое, а скорее психологическое: великая сила убеждения Льва, перед которой не устоял Аттила.