Остановлюсь ещё на одном. Со времени убийства моего отца и незаконного захвата наших земель кресло Ильдербурфов пустовало, поскольку меня, тогда ещё несовершеннолетнего, продали в рабство в Рим. Сегодня, к моему изумлению, я вижу, что оно занято. Я желаю знать, кто счёл себя в праве пойти на такое.
Тут Ранно не выдержал. Наклонился вперёд, уперевшись локтями в столик. Одной рукой схватил молоток. Он злости он не говорил, а хрипел.
— Это уж чересчур. Я желаю, чтобы эти вопросы были решены сейчас же и навсегда.
Николан шагнул к нему и два смертельных врага на какое-то мгновение застыли в молчании.
— Этот человек, — Ранно выпустил из руки молоток и указал на Николана, — этот предатель собственного народа, обвинён в столь страшном преступлении, что откладывать суд не представляется никакой возможности. Он же пытается затянуть судебное разбирательство, переключая наше внимание на процедурные вопросы.
— Я заявляю, — ответил Николан, — что данный суд избран незаконно, а потому не имеет права выносить решение ни по моему делу, ни по любому другому.
— А я заявляю, — Ранно ударил рукой по столу, рукой слишком белокожей и пухлой для человека, проводящего всю жизнь в седле, — что никто, кроме обвиняемого, не имеет претензий к составу суда.
Писцы торопливо записывали всё сказанное, листки пергамента относили глашатаям, которые тут же знакомили с написанным сидящих на склонах.
— Я предлагаю проголосовать, — воскликнул Ранно. — Устраивает ли вас, друзья мои, нынешний состав Ферма? Можем ли мы продолжать заседание? Пусть встанут те, кто нам доверяет.
Поначалу все остались на своих местах, как бы решая, а стоит ли следовать желанию Ранно. Потом вскочили несколько человек, их число всё росло, пример показался заразительным. Наконец, поднялись и самые нерешительные.
Ранно удовлетворённо кивнул.
— Народ плоскогорья доверяет мне. Ты готов продолжать, господин мой Оратор?
— Мой долг обратить внимание всех на то обстоятельство, что обвинение выдвинуто новым председателем Ферма. По обычаю члены Ферма, выдвигающие обвинения, не могут выносить суждения по процессу, в котором они выступают свидетелем. Могу я спросить, намерен ли Ранно Финнинальдер выйти из состава Ферма до вынесения им решения?
Ранно пренебрежительно хохотнул.
— Господин Оратор, у меня нет такого желания.
— У нас нет закона, воспрещающего тебе участвовать в этом процессе. Но этого требует чувство справедливости, столь развитое у нашего народа.
— Позволю себе сказать, что свойственное мне чувство справедливости требует, чтобы я остался в этом кресле. С тем, чтобы не допустить, что те, кто погиб на поле у Шалона останутся неотомщенными!
Такая решительность не могла не вызвать аплодисментов зрителей, и они последовали, как только глашатаи донесли до сидящих на склонах слова Ранно.
— Народ сказал своё слово! — вскричал Ранно. — Теперь ты можешь открывать слушания.
Оратору такой поворот событий пришёлся не по душе. Несколько мгновений он молчал, а когда заговорил, в голосе его чувствовалось несогласие с происходящим.
— Я уверен, господин мой Ранно, что ты сознательно нарушаешь процедуру суда. И приговор, вынесенный при таких обстоятельствах, может быть обжалован.
Ранно наклонился вперёд, поднял руку, оскалился.
— Твои обязанности заканчиваются представлением доказательств. Вынесение приговора — дело суда. Это ясно, — он откинулся на спинку каменного кресла. — Начинай, господин мой Оратор! Начинай немедленно!
Первую схватку, в этом никто не мог усомниться, Ранно выиграл.
Ранно занял стул свидетеля у столика Оратора и легко и уверенно начал излагать своё видение событий.
— За час до зари туман начал рассеиваться. Рорик, наш командир, послал за мной и сказал, что я должен отправиться с моими людьми в разведку. Он опасался, что кавалерия врага попытается обойти наш левый фланг.
Ослау кивнул.
— Мудрая предосторожность. Но разве ночью равнина на левом фланге не патрулировалась?
— Я этого не знаю.
— А ты не считаешь, что именно в ночные часы охрана флангов особенно необходима?
Ранно холодно глянул на Ослау.
— Я не был командиром, а лишь исполнял приказы.
— Должны ли мы предположить, что тебя послали в разведку именно потому, что не была принята эта элементарная мера предосторожности.
— Ты хочешь рассматривать и целесообразность отданного мне приказа? — возмущённо спросил Ранно.
— Я считаю необходимым представить суду, да и народу, всестороннюю информацию, касающуюся данного дела, с тем, чтобы в итоге установить истину. И позволь указать тебе, господин мой Ранно, что ведение слушаний возложено на меня, а потому я решаю, что нужно рассмотреть, а что — нет!