— Господин наш Рорик с нами, — услышал он голос Сарсана и поднял голову, пытаясь отогнать страх за Ильдико.
Рорик ехал меж двух всадников и быстрая езда, судя по всему, вымотала его донельзя. Если бы не чёрная повязка на выбитом глазе, его бы никто не узнал. Он похудел, побледнел, хороший глаз глубоко запал, щёки провалились. Выглядел он глубоким стариком.
— Рорик! — воскликнул Николан, шагнув к давнему другу.
Раненый недоумённо посмотрел на него.
— Кто ты?
— Ты не узнаёшь меня? Приглядись! Рорик, я — Николан, и когда-то мы были близкими друзьями.
Рорик всмотрелся в лицо Николана.
— Николан? Знакомое имя. Николан, Николан, — он помолчал. — Я уже начал вспоминать, но всё куда-то ушло.
— Так у него всегда, — заметил Сарсан. — Память то возвращается, то пропадает.
— Он узнал сестру?
— Поначалу нет. Пристально посмотрел на неё, затем улыбнулся. Одними губами. Её имя ничего ему не сказало, он повторил его несколько раз и покачал головой. И лишь когда она сняла с головы повязку и он увидел цвет её волос, его память шевельнулась. «Ильдико!» — воскликнул он. Потом бывали периоды, когда он знал, кто она, но длились они недолго.
— Не свидетельство ли это улучшения его состояния?
Рорик наблюдал и слушал, потирая рукой лоб, словно хотел разогнать туман, окутывающий его память.
— Возвращайся на родину… и подхвати вожжи… которые завтра выпадут из моих рук.
— Рорик, друг мой! — радостно воскликнул Николан. — Ты начинаешь вспоминать! Старайся, старайся изо всех сил! — он повернулся к Сарсану. — То были его последние слова, сказанные мне в ночь перед битвой.
Рорик слабо улыбнулся и кивнул.
— Да… кажется я вспоминаю. Возможно… возможно…
Но дальнейшими вопросами Николан ничего не добился. С губ Рорика срывалось одно и то же слово: «Нет! Нет! Нет!»
Николан понял, что о выздоровлении Рорика пока говорить не приходится.
— Вы нашли его в землях Виктореха? — спросил он Сарсана и удивился, когда тот покачал головой.
— Сначала мы поехали туда, но там его никто не видел. Мы обыскали все дороги вокруг. И нашли его под деревом. Он лежал, не в силах пошевельнуться. Должно быть, давно не ел. К нему нас привели лай собаки да крики ребятишек, бросающих в него камни. После того, как он поел и отдохнул, госпожа Ильдико рассказала ему о сне Мацио. Он ничего не помнит.
Тут к ним присоединился Ослау. Пристально всмотрелся в жалкую фигуру («Рорик, лучший из наших наездников — в седле», — подумал он) и печально покачал головой.
— Он тебя узнал? — спросил Ослау Николана.
— Нет. Но я думаю, память к нему вернётся. Он повторил последние слова, что говорил мне перед битвой.
— Рорик! — обратился старик к молодому Роймарку. — Как хорошо, что ты вернулся. Теперь ты сможешь занять должность своего отца.
Рорик, нахмурившись, внимательно выслушал его. Вроде бы хотел что-то спросить. Но лишь вздохнул и поник головой.
Оратор ещё долго смотрел на исхудавшее тело и измождённое лицо Рорика. Потом наклонился к Николану.
— Мой господин Рорик вернулся телом, но, к моему огромному сожалению, не душой. Однако, пока остаётся надежда на его выздоровление, должность, занимаемая Роймарками из поколения в поколение, останется вакантной. Закон трактует эту ситуацию однозначно. Я сделаю заявление, объясню людям сложившуюся ситуацию. Наш молодой друг очень слаб. Я боюсь… короче, его нужно немедленно доставить домой. Возможно, несколько недель отдыха и хорошей еды позволят ему восстановиться физически. А затем, глядишь, к нему вернётся и память.
— А как же Ранно?
— Ранно более не быть в составе Ферма, — ответил Оратор. — Если только он не получит большинства голосов на общем сходе, который придётся собирать, когда станет окончательно ясно, что душевное здоровье Рорика не идёт на поправку. Но я сомневаюсь, что ему даже позволят занять кресло, ранее закреплённое за Финнинальдерами.
Николан сообщил ему о похищении Ильдико. Ослау молча слушал его, бледнея с каждым словом. Впервые он показался Николану глубоким стариком, разочарованным и несчастным.
— И это тоже проделки Ранно! — со злостью воскликнул Оратор. — С детства он был эгоистичен, лжив и жесток! — а после паузы добавил. — Ей мы ничем не сможем помочь. Заявить протест Аттиле. Едва ли мы дождёмся какого-либо отклика, разве что на наш народ обрушатся новые репрессии.