— Не знаю, — прошептала Ильдико. — Едва мы зашли сюда, он зашатался. Я попыталась поддержать его, но он рухнул на кровать. Я смогла лишь раз посмотреть на него. Изо рта ручьём текла кровь, — теперь она говорила совсем тихо. — Они подумают, что это моя работа! Скажут, что я убила его!
Николан ещё сильнее сжал её руки.
— Мы сумеем вырваться отсюда. Но сначала я должен убедиться, умер ли Аттила.
Он отпустил её руки и подошёл к кровати. С первого взгляда всё стало ясно. Аттила лежал на спине, одна рука свешивалась до пола. Лицо и шея были в крови, кровь запачкала и покрывало. Николан коснулся руки императора, холодной, как лёд. Сердце великого завоевателя более не билось.
Несмотря на то, что время поджимало, Николан задержался на несколько секунд, не в силах оторвать глаз от человека, который поставил целью покорение мира и едва не добился своего. Но теперь он уже не сможет готовится к войнам, собирать громадные армии, уничтожать сотни тысяч ни в чём не повинных мирных жителей. Сыгран заключительный акт мрачной драмы, в которую оказался затянутым весь цивилизованный Запад. Огонь, горевший в мозгу этой выдающейся личности, потух.
Означала ли его смерть возвращение Риму тех провинций, что подмял под себя Аттила? Опустится ли железная нога легионов на шею тех народов, которые жаждали свободы? Николан полагал, что этого не произойдёт. Аэций, конечно, талантливый полководец, но всё же не Цезарь и не Спицион Африканский. Нет, дни великих империй сочтены, сказал себе Николан. Народ плоскогорья сможет добиться независимости и жить согласно своим законам и обычаям. И он, Николан, нужен сейчас там.
Но эти мысли не смогли притупить жалости, поднимающейся в его душе. Такому великому воину более пристало погибнуть на поле брани, в битве при Шалоне или на равнинах Ломбардии, лицом к врагу, со своими воинами за спиной.
Он вернулся к Ильдико.
— Не переодевайся, но найди тёплый плащ. Если всё обойдётся, ночью нам предстоит долгая дорога. Сними украшения и оставь их на столе. Тебя не должны обвинить в том, что ты взяла с собой какие-то ценности. И поторопись, дорога каждая минута.
Она выполнила всё и подошла к люку, где ждал её Николан.
— Неужели это не сон? Меня мучили ужасные мысли, я думала, что всё кончено. Николан, ты действительно пришёл, чтобы увезти меня отсюда? Это не сон? Я больше никогда не увижу этого дворца и этих диких людей?
— Мы попытаемся удрать отсюда, — прошептал он в ответ. — Надеюсь, что нам это удастся. Но даже если нас убьют, смерть эта будет лёгкой по сравнению с тем, что ожидало бы тебя, останься ты в спальне императора.
Ивар и Гизо, поджидавшие их у лесенки, не находили себе места от волнения.
Сообщив им, что император мёртв, Николан повернулся к Гизо.
— Где сейчас его старший сын?
— Император не хотел, чтобы в этот вечер кто-либо напоминал ему о прочих жёнах и детях. Эллаку приказали оставаться дома. Там он и сидит. Дуется, конечно. Он протестовал против очередной женитьбы отца.
— Далеко его дом?
— В двух минутах ходьбы.
— Мы должны немедленно переговорить с ним, — Николан посмотрел на Ивара. — Ты пообщался со слугами?
Бритонец кивнул.
— К счастью, ей разрешили взять двух служанок из дома Роймарков. Они узнали меня и ничего не скрывали.
— Можно на них положиться?
— Думаю, что да. Все служанки верны своей госпоже. Даже обе гречанки.
— Надеюсь, что Бог даровал им не только верность, но и мужество. Всё будет зависеть от них. Отведи Ильдико в её дом, и через четверть часа, если всё пойдёт, как задумано, я присоединюсь к вам. Скажи служанкам, чтобы они тепло одели её и покормили. И пусть приготовят лошадей.
— Ты знаешь ночной пароль? — спросил Николан Гизо, когда они направились к дому Эллака.
— Я слышал его, когда начальник караула докладывал Аттиле обстановку в городе. «Солнечная богиня».
— По этому паролю нас пропустят через ворота?
Гизо задумался.
— Я думаю, у Восточных ворот дежурит Одноглазый. Один из немногих оставшихся ветеранов. Он уже давно утратил бдительность. А поскольку он уже оприходовал отпущенную ему порцию спиртного, то перед его глазом всё будет двоиться. Пожалуй, там вы можете попытать счастья.
— Эллак любил своего отца? — спросил Николан через несколько шагов.
— Эллак никого не любит. А императора он боялся.
— А какие чувства испытывает он к братьям? Правда ли, что все они от разных матерей?
— Да. Дай Эллаку волю, он бы рассадил их по мешкам и бросил в воды великой реки.