После того, как правитель гуннов отбыл, кто-то зашевелился в груде тряпья под столом, за которым он сидел. Тряпьё отлетело в сторону и из-под стола вылез мужчина с рыжими волосами и широким, добродушным лицом. Когда он поднялся, стало ясно, что он выше большинства на многие дюймы. Мужчина потянулся, зевнул.
— Я голоден, — объявил он.
— Ты всегда голоден, Ивар, — отметил Николан.
Бритонец, которого предлагали выставить против Улдина Булгарского, рассмеялся.
— У меня большое тело, мой деловой, быстро пишущий друг. Как ты думаешь, добудем мы здесь еды?
Николан подошёл к двери.
— Сайлес, ленивый бездельник! — крикнул он. — Принеси еды. Самой лучшей да побольше. Если у тебя есть сомнения, в праве ли я требовать чего-то от тебя, спроси человека, чьи шаги сейчас слышатся над нами. Он скажет тебе, что ты должен как следует накормить нас, — он вернулся к Ивару, возвышающему над ним на добрые полголовы. — Это будет единственная награда за мою ночную работу. Ты слышал, о чём мы говорили, великий вождь и я?
Ивар кивнул.
— Я проснулся, когда гроза всех народов вошёл в залу. И решил, что лучше всего не высовываться и не привлекать к себе внимания. Но я всё слышал. Ник, друг мой, ты сделаешь всё, что он приказал? Станешь его шпионом на родной земле?
Молодой человек с плоскогорья, которому Аттила доверял организовывать движение армий, посмотрел Ивару в глаза.
— Ты слышал мой ответ. Полагаешь, мне не следовало соглашаться?
По выражению лица бритонца чувствовалось, что он сильно сомневается в правильности принятого решения.
— Даже не знаю. Трудно, знаешь ли, идти против своего народа.
— Да, трудно, — согласился Николан. — Но мой народ находится в сложном положении. Мы живём на плоскогорье и нас очень мало в сравнении с теми, кто нас окружает. У нас не было возможности сохранить независимость. Сначала нас поглотили и развратили римляне, навязавшие нам свои законы и обычаи. Потом пришли гунны. Многие поколения прожили в подчинении у других народов. Большинство моих соотечественников предпочитают римлян гуннам. Я — нет. Они, в отличие от меня, не знают, сколь ленивы, жестоки и продажны нынешние римляне. За гуннами, по крайней мере, сила. Если уж служить, то сильному человеку, а не изнеженному завсегдатаю бань.
— Но, друг мой, вопрос не в том, кому служить, а сколь далеко может зайти твоя служба, — заметил бритонец. — Я почти не рассказывал о себе. Мой отец был рабом у богатого латифундиста. Он ходил с железным ярмом на шее, и когда я научился ходить, мне подвесили точно такое же. Достаточно большое, чтобы я проносил его всю жизнь. Но они не ожидали, что я вырасту такой большой. Когда мне исполнилось пятнадцать, старое ярмо заменили на более увесистое. Когда стало ясно, что я очень силён, меня продали римскому торговцу, который полагал, что из меня получится хороший гладиатор. Но Рим принял христианство, и гладиаторские бои запретили до того, как я закончил школу гладиаторов, — его глаза затуманились. Ты можешь подумать, что я ничем не обязан стране, в которой родился. Они лишь награждала меня побоями да отняла право стоять во весь рост и зваться человеком. И всё же, друг мой, меня тянет туда. Я всё время вспоминаю сладкий воздух и плодородные поля, дававшие столько еды, что и мне, рабу, хватало её вволю, — он тряхнул головой. — Я не могу причинить моей стране вреда. Придёт день, когда я туда вернусь.
— Я люблю свою страну не меньше твоего, — воскликнул Николан. — Воздух там столь же сладок, а поля плодородны. Более всего на свете я хотел бы вновь побывать на празднике скачек, Трампинг-оф-Бау. Там осталась девушка, с которой я мечтаю встретиться, хотя, возможно, её уже выдали замуж. Девушка с золотистыми волосами и искоркой в глазах, — он положил руку на массивное плечо друга. — Вот чем я могу утешить тебя, мой могучий Ивар. Я решил, что вернувшись в мою страну, первым делом загляну к христианскому священнику. Он живёт там с дней моего детства, главным образом, в тайных убежищах, поскольку Аттила не жалует миссионеров. Он прибыл с того острова, откуда родом твой отец.
Ивар удивлённо изогнул бровь.
— Каким образом бритонский священник проповедует христианство в твоём краю? Почему он не остался со своим народом?
— Я задам ему этот вопрос, — улыбнулся Николан. Он очень мудр и сразу видит суть проблемы. Я расскажу, что от меня требуют, и спрошу, что же мне делать. Он наверняка найдёт правильный ответ, этот улыбающийся старый священник. А я последую его совету. Тебя это устраивает?
В залу вошёл Чёрный Сайлес. Он принёс блюдо с мясом и чашу с кумысом. Поставил и то, и другое, на стол. Проголодавшийся Ивар, не теряя ни секунды, набросился на еду.