Выбрать главу

А уж смирившись с тем, что жизнь продолжается, Николан начал проявлять интерес к происходящему вокруг. Держали его в больничке дворца, крохотной комнатке с низким потолком и двумя окнами. Одно выходило в двор кухни, второе — на крутой склон. В больничке едва хватало места для двух больших кроватей, на каждой из которых лежали по два или три человека. Компанию Николану составлял кухонный раб, родом с Востока, страдающий каким-то странным заболеванием. В конце концов до Николана дошло, что человек это безумен, и держаться от него надо подальше. Кухонный раб извивался и стонал, иной раз произнося длинные, бессвязные монологи. Бывало, что он садился, с дико сверкающими глазами, начинал качаться взад-вперёд и петь какую-то песню.

Случалось, что он приходил в неистовство и бегал меж кроватей, с тяжёлой деревянной дубинкой (он так крепко сжимал дубинку во сне, что вырвать её не представлялось возможным). Он кричал и колотил дубинкой по стенам, а охранники наблюдали за ним от двери, не решаясь войти в больничку, пока он пребывал в таком состоянии.

На другой кровати лежали два тяжело больных раба, которые, похоже, умирали. Во всяком случае, они не разговаривали и не открывали глаз. Один из них часто заходился кашлем, и губка, которой он вытирал рот, становилась всё краснее от крови.

И вот наступил день, когда Николан сам вышел из больнички. Вторая кровать опустела, он не знал наверняка, но предполагал, что те двое рабов умерли. Днём раньше безумец с Востока, зажав в руке дубинку, выпрыгнул из окна и скатился вниз по склону. Никто не счёл нужным сказать Николану, что с ним стало.

Дворцовый врач заглянул в больничку во второй половине дня и удивился, застав там одного Николана. Долго смотрел на пустую кровать, но ничего не сказал. Он прошёл много военных кампаний Аэция и за глаза его звали Старый Костолом, потому что он не церемонился со своими пациентами. Прозвище, однако, произносилось не без уважения к ветерану, который прекрасно знал своё дело.

Врач сел на единственный стул.

— Ты знаешь, что после бичевания тебя так и бросили во дворе, решив, что мы умер? — спросил он. — Я был в отъезде и вернулся, когда всё уже закончилось. Ты лежал посреди двора. Аэций принимал гостей, так что челяди было не до тебя. Кроме того, пошёл сильный дождь, мокнуть под которым никому не хотелось. Я провёл слишком много ночей на поле боя с факелом в руках, разыскивая оставшихся в живых, чтобы верить кому-то на слово. Подошёл к тебе и обнаружил, что ты ещё дышишь, — он покачал головой. — До сих пор не могу понять, как тебе удалось выжить. Будь ты старше и толще, ты наверняка бы отдал концы, — он помолчал, прежде чем задать следующий вопрос. — Ты видел свою спину?

Николан покачал головой.

— Я боюсь посмотреть на неё. Остались следы от ударов?

— От плеч до талии спина у тебя в сплошных глубоких шрамах. Должен предупредить тебя, что зрелище не для слабонервных.

— Они останутся навсегда?

Старый Костолом кивнул.

— Будешь ходить с ними до своего последнего дня. Воспаление, конечно, пройдёт, но шрамы останутся. И всё-таки считай, что тебе повезло. Ты остался в живых.

— Я не считаю это везением, — ответил Николан. — Но очень тебе благодарен. Я хочу, чтобы ты это знал.

— Ты ещё молод. Я слышал, умеешь читать и писать, так что в конце концов заработаешь свободу. Да, я спас твою жизнь, — он удовлетворённо кивнул. — Но не горжусь этим. Я спасал тысячи жизней, и в большинстве своём, к моему сожалению, совершенно никчёмных. Твой случай не вызвал особых хлопот, потому что я специалист по поверхностным ранам. Мне даже приходилось вынимать куски железа из черепов, после чего их обладатели полностью выздоравливали. Разумеется, ума к ним после таких ран не прибавлялось, да только они и раньше не годились в мыслители. Трагедия, молодой человек в следующем: я могу спасать других, но не в силах помочь самому себе. Видишь ли, мы, врачи, не знаем, что происходит внутри человеческого тела. Что вызывает все эти лихорадки и болезни? Мы можем лишь догадываться. Мы говорим, что, возможно, злая душа вселяется в больное тело. Или что человек наказывается за свои грехи. В этот самый момент у меня так болит правый бок, словно его проткнули раскалённым железом. Наверное, причина тому какое-то воспаление. Но что с этим можно поделать? Ничего. Так что через несколько дней я буду таким же мёртвым, как и любой из тех угрей, которых сейчас готовят на ужин великому Аэцию.