Далеко он не уйдет. Но потерять его второй раз они не хотели.
Люций тревожился все сильнее с каждой пройденной лигой, хотя не показывал этого своим людям. Солнце садилось, а они все еще не разбили лагерь.
Местность была неподходящей. Они пробрались сквозь густой лес и вышли на плоское, но каменистое плато, с трех сторон окруженное темным лесом, а с четвертой круто обрывавшееся в долину. Неподходящее место для безопасного лагеря, но иначе придется возвращаться в лес.
Быстро темнело, а люди совершенно выбились из сил. Впрочем, сам Люций тоже.
Пройдя половину плато, он поднял руку, призывая всех остановиться, потому что взгляд его зацепился за что-то за деревьями, может, в полмиле от них. Марко остановился рядом.
— Видишь что-нибудь?
— Нет.
Они поглядели еще немного и уже собрались двигаться дальше, как вдруг из тени деревьев появилась довольно странная фигура и затрусила к ним. Не очень быстро, но видно было, что всадник торопился, как мог. Верхом на дряхлом, грязном муле сидел мальчик, вцепившись в костлявую спину животного и болтаясь, как тряпичная кукла. Он держался за мула с остервенелой решимостью и безостановочно колотил его пятками в тощие бока.
— Даже если очень захотеть, этого малого с мула не стряхнешь, — проворчал за спиной у Люция Опс. — Все равно что сирийский триппер, вот что.
Мальчик приближался, и теперь они различали страх в его глазах. Наконец он добрался до них и, задыхаясь, остановился. Мул под ним тяжело дышал, словно собирался испустить дух прямо на месте. Мальчик резко обернулся и посмотрел на деревья, но ничего не увидел. Тогда он неуклюже съехал с мула на землю.
— Так быстро вернулся? — спросил Люций. — Что случилось?
Мальчик выпрямился. Лицо его было потным и грязным.
— Они идут сюда.
— Кто?
Аттила покачал головой.
— Не знаю. Только им нужен я.
— Ты?
— Не знаю, зачем.
— Я тоже, — проворчал Опс.
— Заткнись, декурион, — велел Марко. — Руку-то тебе уже зашили?
Опс заерзал в седле.
— Скоро зашьют, командир.
Марко покачал головой. В центурии постоянно шутили, что Опс, готовый с радостью встретиться лицом к лицу с целой шеренгой воющих пиктов и даже не моргнуть при этом, ужасно боится иголок.
Марко опять повернулся к Аттиле.
Прикрывая рукой глаза от лучей заходящего солнца, мальчик смотрел в мрачные лица римских офицеров в высоких шлемах с алыми плюмажами.
— Я думал, что смогу перегнать их, но…
Люций покачал головой, улыбнувшись такому предположению. Этот мул не смог бы перегнать даже хромую черепаху.
— Никаких шансов. В любом случае они бы тебя выследили.
Мальчик опустил взгляд,
— Прошу прощения, — прошептал он.
Ответил ему Марко, наклонившись к мальчику и едва ли не впервые в жизни смягчив свой медвежий рык:
— За что, парень? Мы за тебя отвечаем, и любая шайка мародерских варваров, извини, конечно, желающая наложить на тебя свои лапы, должна будет явиться сюда и забрать тебя. Причем без нашего позволения. Это понятно?
Мальчик кивнул.
— Понятно.
Марко распрямился.
— Так. Сколько их?
Мальчик, наконец-то, перевел дыхание.
— Две сотни? А коней, причем свеженьких, пожалуй, в два раза больше.
И опять Люций восхитился военной смекалкой мальчика. Но положение казалось безнадежным. Готам потребуется всего несколько минут, чтобы вскочить в седла, нацепить доспехи и пуститься в погоню. Он повернулся к Марко.
— Знаю, знаю, — тут же сказал центурион.
Люций обернулся и взревел:
— Центурия, спешиться! Ранцы снять, лопаты вынуть, кирки приготовить! Есть работа.
Даже после восьми лет службы он не переставал восхищаться скоростью и выносливостью своих людей. Они очень быстро выкопали кольцевую траншею, достаточно глубокую, чтобы спрятать в ней коня и всадника, и соорудили крепостной вал из земли и камней. Оставили только один узкий проход, рассчитанный на одинокого всадника. Измученные, вспотевшие, покрытые коркой грязи, с горящими от усталости мышцами, они лопатами плашмя прихлопывали вал, чтобы он держался крепче, и устанавливали наверху грубый, но действенный частокол. Никто не жаловался. Никто не сбавил темп. Никто не сделал ни глотка воды прежде, чем работа была окончена. Даже Опс со своей раненой рукой и все еще бледным от потери крови лицом трудился так же старательно, как и остальные. Даже тощий юнец Сальций работал с желанием. И Марко. Люций смотрел на них и думал о двух сотнях готов, скачущих к ним. И теперь всем придется пожертвовать жизнью ради этого непостижимого мальчишки. Но у них есть дело, и ни один из них не будет уклоняться от его выполнения. Он знал их так хорошо. И не променял бы свою центурию — то, что от нее осталось — ни на какой отряд в мире.