Надежды могут лгать, но ничто не обманывает так сильно, как отчаяние. Отчаяние — вот самая подлая трусость.
Он с усилием выпрямился, ощущая, как натягиваются швы, набрал полную грудь зловонного воздуха, оторвался от стены и пошел.
В соседнем переулке он наклонился, закрыв нос рукой, и потянул за тюк лохмотьев. Оттуда выкатился истощенный труп с открытыми глазами, почти лысый череп глухо и страшно стучал по земле, словно стал полым от голода Он снова сильно встряхнул тряпки, из них в писком выбежала крыса. Они уже выели живот у трупа.
Он натянул черный, вонючий саван себе на плечи, наполовину закрыв лицо, и еще одну тряпку повязал вокруг головы, как пират, и нетвердой походкой направился к восточным воротам Палатина.
Часовой увидел, как он подходит.
— Ответ «нет»! — прокричал он. — Убирайся!
Люций подошел ближе.
— Сделаешь еще шаг, и я всажу тебе меч в кишки!
— Поделитесь корочкой с несчастным голодающим горожанином, — прохрипел Люций, и собственный голос показался ему самому надтреснувшим и отвратительным.
— Ты меня слышал. Убирайся.
— Кусочек хлеба или немного конского мяса?
Часовой не ответил.
Попрошайка немного выпрямился, и часовой посмотрел на него настороженно, но с любопытством.
— Сколько тебе платят, солдат?
Солдат принял оборонительный вид.
— Ты и сам знаешь. Нам не платили шесть месяцев.
Но по крайней мере мы все еще…
— А жена и дети есть?
— И жена, и ребенок. Хотя в эти дни и это излишество.
— Разве они не голодают?
— Послушай, я тебе уже сказал — я не собираюсь спорить с тобой…
— А сколько ты мог бы получить за упитанную серую кобылу в твоей конюшне, если продать ее на мясо? Упитанная серая кобыла, отъевшая брюхо на сочной летней траве, с атласными боками, лоснящимися на солнце?
— Попрошайка выпрямился в полный рост. — Ответь мне, солдат.
Часовой нахмурился.
— Ты знаешь, что бы я мог за нее получить. Все, чего, черт возьми, захочу, и еще немного. Но откуда…
— А сколько ты получил за мою кобылу? — Грязный саван соскользнул с плеч попрошайки, он сдернул тряпку с головы, и часовой узнал его. — Сколько ты получил за мою Туга Бин?
Люций был без оружия, но он с угрожающим видом шагнул вперед, и часовой попятился. Он проскользнул за ворота и захлопнул дверь.
— Ты ублюдок, — негромко сказал Люций. — Вероломный ублюдок. И пусть все то золото, что ты получил, принесет тебе только горе.
Он повернулся и пошел вдоль по Via Palatina, залитой лунным светом, безлюдной, оголодавшей, уже населенной призраками своего былого величия.
Он прошел не больше сотни ярдов, когда услышал крик от караульной будки. Люций заколебался, не зная, стоит ли оборачиваться. Все-таки обернувшись, он увидел стоявшего в конце улицы человека, а рядом с ним стояла серая кобыла, уже оседланная и взнузданная.
Человек держал ее за поводья. Кобыла вскинула голову и негромко заржала. Люций содрогнулся от наплыва эмоций. Он поспешно вернулся обратно и протянул руку, в которую ткнулся лошадиный нос. Кобыла от счастья прядала ушами.
Люций посмотрел на часового.
— Ну ты и дурак. Мог бы получить за нее годовое жалованье золотом.
Часовой пожал плечами.
— Может, да, а может, и нет. — И уставился в землю. — Золото за год — и всю жизнь плохо спать.
Люций крепко пожал ему руку.
— Спасибо, — сказал он с таким порывом, что часовой вздрогнул — Спасибо тебе.
И он ступил на каменный столбик у стены, схватился за переднюю и заднюю луку седла и осторожно сел на широкую спину Туга Бин. Еще раз кивнул часовому и тронулся с места.
Еще не все лгут; еще не все рухнуло. Может быть, великий Рим и падет, но падет не все.
— Будь осторожней, слышишь? — крикнул вслед часовой. — Мы живем в очень странное время.
Так и есть, подумал Люций. Так и есть.
Он добрался до западных ворот города, проехал под лунными лучами сквозь лагерь готов, и сидел так прямо и уверенно, что те, кто бросал ему вызов раньше, не решились сделать это сейчас, видя его безмолвие. Кто-то сказал, что это призрак. Никто не осмелился остановить его мечом или копьем.
Он ехал вдоль берегов широкого Тибра и видел сытых летучих мышей, скользивших в темноте над поверхностью воды в погоне за мошками и комарами, и думал, что теперь летучие мыши питаются лучше, чем люди. Наверняка боги наказывают Рим. Он ехал в сторону порта Остии. На заре он остановился, чтобы искупаться в реке, но передумав, снова сел верхом и поехал дальше, пропотевший и уставший. Как можно очиститься в реке, где плавают умершие от голода?