Дан Феликс
Аттила
Феликс Дан
Аттила
Содержание
АТТИЛА
Книга первая
Книга вторая
Книга третья
Книга четвертая
Книга пятая
Книга шестая
Эпилог
Книга первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Жаркая летняя ночь окутала мраком могучий Дунай.
Подобная морскому заливу, необозримая река лениво катила на запад громадные массы своих вод, встречая преграды только в многочисленных маленьких островках, роскошно поросших деревьями и кустарниками.
Один из таких узких островков едва возвышался над поверхностью реки, он был опоясан высоким, в рост человека, камышом, и на нем росло лишь несколько старых, не очень больших, но чрезвычайно толстых ив, узловатых, с фантастическими наростами на стволах и сучьях.
Луна не сияла на небе, звезды задернуты были густыми тучами, которые медленно плыли, подгоняемые дождливым юго-восточным ветром.
Вдали, на западе, черное небо по временам освещалось бледным, призрачным, грозным блеском, и после этих мгновенных вспышек еще чернее казалась глубокая, безмолвная, словно зарождающая беду, ночь.
С легким журчанием и плеском, медленно текли речные струи мимо небольшой, в виде треугольника, долинки.
Камыш, росший на низких болотистых берегах острова, постепенно переходил в густую ивовую заросль и колючие кусты волчьих ягод.
Кругом все было мрак, уединение, тишина, изредка только слышался в реке всплеск хищной рыбы, устремившейся за своей ночной добычей; тогда на поверхности воды расходились короткие круги, и затем снова наступало безмолвие. Вдруг из кустарников на левом берегу тяжело вылетела большая птица, с пронзительным, словно предостерегающим, криком.
Медленно направилась она к острову, и уже хотела опуститься на одну из старых ив, как вдруг метнулась в сторону, и с еще более громким криком быстро взвилась кверху, и улетела на запад, вдоль реки, где скоро скрылась в ночной тьме.
* * *
На островке в кустах послышался легкий шорох. Из зарослей на прибрежной топи поднялась скрывавшаяся там фигура.
-- Наконец-то! -- тихо произнес молодой голос, и юноша уже готов был вскочить.
Но другой человек, притаившийся рядом с ним, притянул его за руку и прошептал.
-- Тише, Дагхар. Ястреба могли спугнуть и лазутчики.
От северного берега к острову по темной воде быстро приближалось нечто еще более темное, массивное и продолговатое, скользившее подобно черной тени.
Скоро можно было различить, что это лодка, несшаяся как стрела, но совершенно беззвучно.
Четыре весла опускались и поднимались без малейшего шума, и когда, искусно повернутая тупой кормою, лодка врезалась в густой камыш, единственным звуком было шуршание жестких стеблей о ее бока да шелест раздвигаемых ею перистых головок. Пловцы выскочили на берег и вытянули за собою лодку.
Ожидавшие также поднялись, все четверо пожали друг другу руки, не обменявшись ни единым словом.
Молча направились они вглубь долины, постепенно поднимавшейся на восток, север и юг, и круто обрывавшейся на западе, и приблизились к могучим ивам. Старший из двух ожидавших остановился, поднял голову в шлеме, откинул назад длинные седые волосы и со вздохом произнес:
-- Мы вынуждены сходиться подобно разбойникам, обсуждающим злой замысел.
-- А между тем речь идет о благороднейшем деле -- об освобождении, -стискивая копье, вскричал стоявший рядом с ним юноша.
-- Смерть носится над нашими головами! -- прошептал младший из прибывших, разглаживая бороду, которую порыв ветра закинул ему в лицо.
-- Смерть повсюду и всегда носится над смертными, граф Гервальт, -возразил его спутник, и в голосе его слышались твердость и самоуверенность.
-- Прекрасно сказано, король Ардарих! -- вскричал юноша.
-- Разница только в том, какого рода эта смерть, -- произнес человек с длинными седыми волосами.
-- Конечно, король Визигаст, -- сказал Гервальт. -- И муки, в которых мы умрем, будут ужасны, если он узнает о нашем тайном свидании. -- Он затрепетал.
-- Ведь не всеведущ же он, однако! -- угрюмо возразил юноша.
-- Сам Вотан и тот не всеведущ, -- заметил старый король.
-- Пойдемте, -- сказал Гервальт, плотнее закутываясь в свой темный плащ, -- дождь так и бьет в глаза. Там, под ивой, мы найдем защиту.
Они повернули к северо-западу, и, дойдя до деревьев, стали под ветвями самой развесистой из ив.
-- Начинай не медля, король ругов, и кончай скорее, -- произнес Гервальт. -- Горе нам, если мы не достигнем безопасного убежища раньше первого луча солнца. Его всадники и лазутчики спрятаны и рассеяны повсюду; безумен я, что дал себя уговорить явиться сюда. Но из глубокого уважения к тебе, король Визигаст, другу моего отца, и в память того, что ты, король Ардарих, двадцать лет тому назад опоясал меня мечом, я хочу предостеречь обоих вас, насколько хватит моих сил. Только ради этого участвую я в этом гибельном поступке; плывя по черной, медленно катящейся реке, я думал, что мы плывем в ад!
-- В ад попадают только трусы, боящиеся кровавой смерти! -- вскипел юноша, гневно встряхивая темными, короткими кудрями.
Гервальт схватился за свой, висевший коротко на привязи, меч.
-- Начинай, друг Визигаст, -- произнес король Ардарих, прислонясь к стволу дерева и наискось прижимая к груди копье, чтобы удержать раздуваемый ветром плащ, -- а ты, юный Дагхар, обуздай себя. Я видел этого аллеманского графа рядом с собою на Марне, там, где не отступали одни только отважнейшие из героев...
-- То, что я могу сказать, уже известно вам, -- начал король ругов. -Гнет гуннов невыносим! Когда же, наконец, он будет свергнут?
-- Когда его свергнут боги, -- сказал Гервальт.
-- Или мы! -- вскричал Дагхар. Король Ардарих задумчиво молчал.
-- Разве можно более сносить его, граф Гервальт? -- спросил король.
-- Ты храбр и горд, как весь твой благородный народ. Должен ли я напоминать тебе о том, что ты сам знаешь? И терпишь, подобно нам? Гунн господствует повсюду. Ни Рим, ни Византия не дерзают восстать против него! А страшного вандала Гейзериха, бича морей, он называет своим братом. Он покорил все народы от Византии на востоке до Янтарных Островов Северного Моря. И каково его господство? Один произвол! Иногда, по прихоти, он великодушен, но вместе с тем отличается жестокостью, насилием, святотатством. Ни короли, ни поселяне, ни женщины не могут считать себя в безопасности от его прихотей и желаний. Но из побежденных им народов безжалостнее всего поступает он с нами, белокурым и голубоглазым племенем, считающим своими предками Асгардов. Нас, германцев, как называют нас римляне, он стремится не только подавить, но и опозорить.
-- За исключением меня и моих гепидов, -- слегка выпрямившись, спокойно произнес король Ардарих.
-- Правда, -- неохотно сказал Дагхар, -- тебя да еще остгота Валамера он называет своими копьем и мечом. Вас он уважает, но за какую цену! И в награду за что?
-- В награду за нашу верность, юный королевский сын.
-- Верность! Да разве это есть высшая слава? Меня учили иному в королевском дворце скиров. Мой слепой отец, король Дагомут, когда я еще был мальчиком, часто играл на арфе и пел: "Высшая слава, высшая почесть -слушай и помни -- есть геройство". И я твердо запомнил эти слова.
-- И ты, юный Дагхар, славно перенял от отца и геройство, и игру на арфе. Юноши и девушки одинаково превозносят тебя, как лучшего певца и арфиста. И с радостью я видел также, как ты владел мечом в толпе византийцев и склабенов. Но выучись еще одному, а учиться у старших не позорно, Дагхар: начало всякого геройства есть верность.
-- И это все? -- нетерпеливо спросил Дагхар.
-- Все, что он получает от меня!