-- О большой охоте только еще совещаются... Да она еще и не начиналась! Злобный кабан с колючей щетиной и налитыми кровью глазами еще не обойден. И многие из охотников падут, пораженные насмерть жестокими клыками, прежде чем чудовище будет истреблено.
-- Дагхар! -- трепеща, с невыразимым чувством вскричала Ильдихо.
-- Я угадал замысел твоего отца. Я сказал ему это в лицо. Я просил его взять меня с собою туда, на Дунай. Там мы встретили других охотников. Но они не идут с нами, не хотят, не могут! На обратном пути я просил у него твоей руки с одобрения моего слепого отца. Седовласый герой отвечал: "Да, но сначала... -- он замолчал. -- Королевский сын нашего народа, не угадывающий моих слов, -- продолжал твой отец, -- недостоин был бы... -- Получить прекраснейшую девушку во всей земле германцев, -- вскричал я. И тихо -- так как это страшная тайна! -- я прошептал ему на ухо его условие. В нем всего три слова! Радостно взглянув мне в глаза, он стиснул мою правую руку. -- Не раньше, отец! -- сказал я. -- Да раньше не может быть безопасна ни одна девушка, ни одна жена!*
-- О Дагхар, какой безумный риск! Какая неизмеримая опасность! -- и она с ужасом закрыла глаза.
-- Да, опасность неизмеримо велика! Но кто это совершит, тому достанется высшая почесть -- признательность всего мира! И день освобождения германских племен, моя Ильдихо, будет днем нашей... Слышишь? Ржание коня... В лесной чаще? Еще один охотник, подстерегающий у ключа белую лань?
Он быстро обернулся и поднял копье.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Звук донесся с севера, со стороны большой дороги, пролегавшей возле леса. Там, где густой кустарник делал местность непроходимой для коня, всадник остановился и слез со своего великолепного скакуна. Бросив поводья ему на шею, он поднес к его ноздрям правую ладонь. Конь снова заржал, потряс головой и облизал руку господина.
Незнакомец направился к источнику. На вид он был старше Дагхара лет на десять, ниже его и коренастее. Драгоценный византийский шлем покрывал его черные волосы, прямыми длинными прядями падавшие на его плечи и спину. Темно-пурпуровый плащ греческой работы с изящной и богатой вышивкой окутывал его фигуру.
Медленно, почти торжественно приблизился он к молодой чете.
-- Опять он! -- тревожно, но без гнева, прошептала девушка.
Королевский сын смерил пришедшего серьезным, но не враждебным взглядом.
Незнакомец почтительно склонил голову перед принцессой. Приветствие это было полно такого достоинства, гордости, сдержанности и вместе с тем уважения, что Ильдихо невольно ответила на него легким поклоном.
-- Простите, благороднейшая принцесса, -- мягким и звучным и в то же время печальным голосом произнес он на языке ругов, -- что я пришел сюда искать вас... Другой, я вижу, уже нашел вас раньше меня. Приветствую тебя, отважный певец, сын короля скиров! -- последние слова он произнес на чистом скирском наречии.
Дагхар протянул ему правую руку.
-- На самом деле только кажется, что я искал вас, Ильдихо. Меня привел к этому ключу обет. Когда при моем последнем посещении вы позволили мне проводить вас и ваших подруг к этому жертвенному источнику, и я увидел вас, молящуюся с таким жаром, тогда я решился сам также испросить у богини этого ключа исполнения моего самого сердечного желания.
-- Вы, просить Фриггу? -- жестко вскричала Ильдихо с высокомерной усмешкой. -- Что общего между гунном и белокурой, белостатной, кроткой Фриггой?
Черты его выразили глубокое огорчение. Это было странное лицо, точно состоявшее из двух половин, совершенно различных и нисколько не гармонировавших одна с другою.
На низком, покатом, чисто монгольском лбу, обрамленном прямыми волосами, обрисовывались благородно округленные брови, из-под которых в глубоких впадинах под длинными черными ресницами сияли чудные, темно-карие, печальные и молящие глаза, короткий, немного плоский, но не чисто гуннский нос, очень изящный, выразительный рот, не знающий смеха, и только изредка улыбавшийся печальной улыбкой, мягкий, и для мужчины слишком округленный подбородок, поросший редкой бородой -- такова была его, несмотря на свои противоречия, весьма привлекательная внешность. На этом лице видна была печать высокой души и оно проникнуто было глубокой печалью. Даже гордая девушка не могла противостоять тихому очарованию этой задумчивой грусти, когда глаза его с нежным укором устремились на нее, и она уже раскаивалась в своей резкости, когда снова раздался его мягкий, приятный голос.
-- Я почитаю богов всех народов нашего царства, так же как стараюсь изучить все их наречия. И вы забываете, благородная принцесса, что как вы происходите от этой белокурой богини -- в этом убеждает один лишь взгляд на вас, помимо древнего предания вашего племени, так и я наполовину германец, гот! Моя бедная мать принадлежала к роду Амалунгов. Значит, и я имею право на белокурую богиню. Чтобы расположить ее к исполнению моей единственной мольбы, я дал обет пожертвовать ей кольцо, которым хотел украсить вот эту плиту.
Он вынул из-за пояса очень широкое кольцо. Пробившийся сквозь листву солнечный луч упал на искусно оправленный драгоценный камень, и он так ослепительно ярко засверкал всеми цветами радуги, что Ильдихо на мгновение закрыла глаза, и даже Дагхар слегка зажмурился.
-- Что за чудный камень! -- вскричал он.
-- Это адамант! Но какой огромный и блестящий...
-- Это из последней дани византийского императора. Однако, -- прибавил он с продолжительным взглядом на помолвленных, -- я вижу; что опоздал с моей мольбою и обетом. Все равно я не возьму назад обещанного мною богине. Но дар мой не будет украшать ее источника, а пусть она возьмет и смоет его прочь, так чтобы никто не мог ни найти его, ни догадаться, чего желал принесший его в жертву!
Он бросил кольцо в воду.
-- Что ты делаешь? -- вскричал Дагхар.
-- Жаль. Это было сокровище, -- сказала Ильдихо.
-- Да, принцесса, это было сокровище: оно заключало мое желание! Прощайте! Я тотчас же уеду. Никогда больше не посещу я жилища короля Визигаста!
Печально простившись с обоими легким поклоном, он вернулся к своему коню, опустившемуся перед ним на колени и затем вскочившему с веселым ржанием. Скоро конь и всадник скрылись за деревьями.
Облокотившись о копье, Дагхар задумчиво смотрел им вслед.
-- Да, -- произнес он наконец, -- когда вместе со старым зверем мы передушим и все его отродье, вот этого одного мне будет жаль!
>
Книга вторая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В это время на расстоянии одного дня пути из последнего пограничного византийского города Виминациума (ныне Виддин) двигался блестящий поезд из всадников, повозок и пешеходов, направлявшийся к северу, в царство гуннов. Впереди, указывая дорогу, ехала кучка гуннов на маленьких мохнатых, худых, но выносливых и неутомимых лошадках.
По обе стороны большой дороги, по которой медленно тянулся поезд, гарцевали также толпы гуннских всадников. Хотя сопровождаемые гуннами богато одетые чужеземцы ехали на превосходных конях, длинная вереница тяжеловесных повозок двигалась с большим трудом.
Нагруженные доверху, просторные повозки походили на огромные сундуки. Их толстые дубовые стенки снабжены были выгнутыми железными крышками, надежно запертыми посредством крепких железных засовов и замков. Некоторые повозки были бережно обтянуты непромокаемыми недублеными кожами, защищавшими их от дождя и солнца.
Замочные скважины и концы веревок, которыми были обвязаны кожаные покрышки, скреплены были большими печатями. Возле повозок с высокими колесами шли в полном вооружении рослые, белокурые, голубоглазые воины, с тяжелыми копьями на плечах. Они серьезно и внимательно оглядывались вокруг, но между ними не слышалось разговоров и невеселыми были их лица. Ехавшие же впереди каждой повозки византийские рабы и отпущенники, беспрерывно болтали на испорченном греческом и латинском языках, бранились и ссорились между собою, проклиная своих лошадей, колеса и дурную дорогу.