— Для переправы наших тяжелых повозок с кладью пришлось связывать по несколько плотов вместе.
— На наш вопрос, почему здесь собрано такое множество лодок, нам ответили, что Аттила намерен в скором времени устроить большую охоту.
— Я догадываюсь! — заметил префект. — Только дичью…
— Послужим дикому гунну мы, несчастные римляне.
— Итак, нас перевезли на левый берег Дуная, приблизительно стадий на семьдесят дальше. Тут, на невысоком холме мы и разбили свои палатки.
— Мы устроились на ночлег. Невольники выпрягли из повозок лошадей, разложили костры для приготовления пищи.
— Как вдруг к нашему лагерю подскакало несколько всадников. Эдико уехал вперед за день до этого происшествия, не объяснив нам причины своего удаления. Подъехавшие гунны с бранью погнали нас с холма, приказывая расположиться у его подножия — на болотистой почве.
— Почему? — спросил Ромул.
— Всадники кричали: «Сам Аттила недавно стоял лагерем внизу в долине… значительно дальше, вниз по реке… но все-таки вам не подобает!»
— Что не подобает? — удивленно спросил префект.
— Чтобы наши ноги стояли в настоящее время выше того места, где покоилась голова владыки вселенной. Так объяснили нам гунны. И, действительно, волей-неволей пришлось покориться — все наши возражения ни к чему не привели.
— Мы были вынуждены опять сложить наш скарб и перетащиться с обозом в другое место, оказавшееся несравненно хуже.
— Но зато Аттила прислал нам только что пойманной рыбы и несколько быков.
X
— Дерзость этих степных грабителей неслыханна и невыносима! — проворчал ритор. — Несколько лет назад мне пришлось сопровождать такое же грустное посольство из Византии к гуннам. Лишь только мы успели миновать Моргус, как наткнулись на гонцов Аттилы, посланных нам навстречу. Эти черномазые бродяги отказались даже приветствовать нас и вести переговоры в палатках! Переводчик дал нам от их имени такой ответ: «Гунн ведет переговоры только на шести ногах». Мы совершенно не поняли этой загадки дикарей, пока она не объяснилась наглядно: гонцы не сошли со своих коней! Все наши настояния оказались тщетны. Они хотели толковать с нами не иначе, как сидя верхом! Между тем, нам показалось совершенно невозможным толковать с ними, глядя снизу вверх. Оставалось только, в виду непреклонного упорства гуннов, не думавших слезать с седла, самим опять сесть на лошадей. И таким образом императорские послы, римские государственные деятели, консулы, риторы были вынуждены разговаривать с варварами — сидя на конях, словно и мы принадлежали к какой-то другой шайке подобных бродяг. Содержание наших переговоров было столь же унизительно, как и внешняя их форма: мы обязались выдать гуннам всех беглецов, скрывшихся под нашу защиту А ведь между ними было двое королевичей из племени, враждебного Аттиле. Этих юношей звали Аттака и Мамо. Гунны распорядились немедленно распять их перед нашими глазами! Кроме того, мы согласились не заключать никаких союзов с врагами Аттилы и обещали увеличить ежегодную дань — от римского императора предводителю варваров! — до семисот фунтов золота, тогда как прежде она была вполовину меньше. Гунны потребовали, чтобы мы подтвердили обещание торжественной клятвой: жизнью императора над крестом и Евангелием. А сами дали свою, языческую клятву: они зарезали лошадь, распороли ей живот, погрузили по локоть обнаженные руки в трепещущиеся внутренности животного, а потом подняли их вверх и не опускали до тех пор, пока не обсохнет кровь!
— И с такими гнусными скотами мы вынуждены вести переговоры! — с гневом произнес префект.
— Пожалуйста, расскажи, патриций, еще что-нибудь из твоего нынешнего путешествия, — попросил Ромул.
— Переплыв Дунай, — начал Максимин, — мы переправились еще через две реки: Тиг и Тифис, и также на выдолбленных лодках и плотах, которые гунны везли с собой на повозках или на нескольких лошадях, связанных вместе.
— По приказу наших провожатых, — продолжал Приск, — разославших повсюду своих быстрых, как ветер гонцов, окрестные крестьяне должны были доставлять каравану съестные припасы из отдаленных деревень и степных хуторов. Вместо пшеницы и ржи бедные землепашцы питаются здесь просом, а вино заменяет им питье из меда диких пчел. Есть еще и другой странный пенистый напиток, приготовленный из перебродившего отвара полусгнившего ячменя, который называется у них «камус». Следующая ночь прошла для нас неблагополучно. После утомительного дневного перехода, мы расположились на ночлег на берегу небольшого озерка, чтобы иметь под рукой воду для себя и лошадей. Но едва невольники успели разбить шатры, как поднялась страшнейшая гроза с сильным ветром и проливным дождем. Нашу палатку сорвало с места и снесло в озеро со всеми распакованными в ней дорожными принадлежностями. С перепугу мы стали бросаться в разные стороны, спасаясь от бури, пока в кромешной темноте не попали в болото. На наши крики о помощи сбежались соседние жители. А дождь тем временем перестал, так что они смогли зажечь длинные толстые стебли камыша, служившие им вместо факелов, и при таком освещении нас кое-как вытащили из болота. Спасли также и часть багажа, унесенного в озеро. Мы пошли греться в жалкие мазанки поселян.