Выбрать главу

— Ну а что же храбрые тюрингенцы, — серьезно спросил король Ардарих, — согласились они на требование Аттилы?

— Не знаю, — отозвался Визигаст. — Года два назад на нас повеяло надеждой: угнетенные народы ободрились и вздохнули свободнее, когда там, в Галлии — помнишь, друг Ардарих? — большая река, запруженная трупами павших воинов, не смогла продолжить своего течения и вышла из берегов, вскипая кровавой пеной?

— Помню ли я? — простонал гепид. — Двенадцать тысяч моих подданных сложили там свои головы!

— Тогда ему, всемогущему, пришлось отступить в первый раз.

— Благодаря доблестным вестготам и Аэцию! — воскликнул Даггар.

— А когда вскоре после того, — вмешался Гервальт, — грозного воителя заставил уйти из Италии старец, римский священник{Епископ Лев.}, ходивший, опираясь на палку, то все порабощенные народы в Вечерней стране ожили и подняли головы, в надежде…

— …что пришел конец их испытаниям, и небесный бич сломлен пополам, — договорил Визигаст.

— Тут и там уже вспыхивало пламя свободы! — вставил Даггар.

— Слишком рано! — сурово заметил король гепидов.

— Конечно, преждевременно, — вздохнул Гервальт. — Его погасили потоки крови.

— А теперь, — с негодованием заговорил Визигаст, — Аттила замышляет к весне новые злодеяния. Хотя он всегда умеет искусно скрывать свои планы, — о них можно только догадываться, — но его замыслы должны быть чудовищны, судя по затеянным приготовлениям. Он собирает все свои народы — по крайней мере несколько сот наций из двух частей света: Европы и Азии, а из третьей — Африки — ему протягивает руку для страшного союза кровожадный вандал.

— Против кого они ополчаются? Хотелось бы знать! Не опять ли против Запада? — спросил Гервальт.

— Или против восточного государства? — прибавил Даггар.

— А не то и против обоих вместе, — заключил Ардарих.

— Против кого бы то ни было, но теперь Аттила будет втрое сильнее, чем три года назад! А кто его противники? Малодушный царь на византийском троне! На Западе — Аэций, опальный полководец императора Валентиниана, которому ежеминутно грозит кинжал наемного убийцы. У вестготов — три, даже четыре брата короля оспаривают корону. Весь мир станет добычей варваров, если Галлия и Испания также подпадут под иго притеснителей. После них придет черед погибнуть Риму и Византии. Вот почему Аттила непременно должен умереть, прежде чем ему удастся выступить в этот последний поход, который обещает завершиться несомненной победой. Если он останется жив, ему покорится вся вселенная. Прав я или нет, друг Ардарих?

— Ты прав, — со вздохом отвечал тот, поднося левую руку ко лбу.

— Нет, ты ошибаешься, король Визигаст! — перебил их обоих суеверный Гервальт. — Твои слова были бы разумны, если бы они относились к обыкновенному смертному, как мы, которого можно одолеть подобно прочим людям. Но «Он» — чудовище, вышедшее из христианского ада! Наши жрецы Циу толкуют между собой, будто бы он родился от нечистого духа и проклятой альруны{Альруна — вещая колдунья.}. Дротик не колет его, меч не рубит, никакое оружие не ранит. Я убедился в том собственными глазами. Мы стояли рядом на той галльской реке — на Марне — я упал и сотни тысяч бежали или падали под тучей стрел и дротиков, а он стоял прямо. Аттила смеялся! Он дунул — я хорошо видел это! — дунул в свою жидкую бороду клином, и римские стрелы стали отскакивать, точно соломинки, от его одежды из лосиной шкуры. А что он не человек, это лучше всего доказывает его жестокость.

Гервальт умолк, дрожа всем телом и закрыв лицо руками.

— Скоро минет тому тридцать лет, — начал он снова после некоторой паузы, — я был тогда мальчиком, но и до сих пор вижу перед собой ужасное зрелище: как мой престарелый отец, брат и ни в чем неповинная мать, взятые в плен Аттилой во время возмущения, корчились на заостренных кольях и выли в страшных мучениях. А тут же, на самом виду — были замучены до смерти мои четыре сестры, юные девушки, доставшиеся на поругание сначала Аттиле, а потом его конюхам! Меня он швырнул лицом прямо на вздрагивающее в предсмертных судорогах тело отца и прокричал: «Вот как кончают те, кто нарушил верность Аттиле! Мальчик, гляди и помни! С сегодняшнего дня ты научишься быть верным мне!» И я научился… — заключил Гервальт дрожащими губами.

— И я также, — произнес король гепидов. — Хотя урок был другого рода, но, пожалуй, еще чувствительнее… Страх? Он мне незнаком. Я отвык от него на полях сражений. Меня побуждает к повиновению нечто гораздо сильнейшее — честь! Я также, как и ты, король Визигаст, понял — много лет тому назад — что иго дикарей стадо невыносимым. Я вздумал избавить от него мой народ и вселенную. Все было заранее подготовлено: союз с Византией, тайный договор со многими германскими королями и вождями славян. Я лежал в своей палатке и спал — то было за три дня до назначенного срока восстания, — как вдруг, проснувшись, увидел самого Аттилу, который спокойно сидел возле моего ложа! В ужасе я хотел вскочить, но гунн ласково удержал мою руку, заставив по-прежнему лечь на подушки и передал мне слово в слово весь наш договор, весь план войны, что был изложен на четырех страницах римского письма. Он сказал все это наизусть, а потом прибавил в заключение: «Твои союзники распяты, все до единого — семнадцать человек. Но тебя я прощаю. Тебе остается твое царство. Я доверяю Ардариху, будь мне верен с этих пор». В тот же день Аттила охотился со мной и моими гепидами в Дунайском лесу. Усталый, он заснул, положив голову мне на колени. Пока он жив, я должен хранить ему верность…