— Зачем однако эти гунны разрушают все, что даже стало их собственностью? кто знает, — вздохнул патриций, — может быть, навсегда! Зачем они все уничтожают?
— Потому что они должны, Максимин! Потому что они не могут иначе! Ведь это саранча!..
— Ужасный народ!
— А наши императоры вот уже несколько десятилетий подряд ласкают этих чудовищ, льстят им, делают их своими соседями. Раньше даже добровольно отдавали они им целые области. И для чего все это? Единственно для того, чтобы вытеснить германцев. — А ведь это значит — призывать волков в стадо овец, чтобы отогнать от него орла.
Глава II
— Мне все еще странно, — сказал Максимин, — что я должен путешествовать по стране гуннов. Я — честный, благородный римский гражданин, не совершивший никакого преступления!
— А я, — улыбнулся его спутник, — еще больше тебя должен удивляться, каким образом очутился здесь на этом холме, вместо того чтобы там, в Византии, в уютном кабинете продолжать описание своих прежних путешествий. Вместо того, совсем против воли, я совершаю новое путешествие. И что это за путешествие! К Аттиле! Ведь его именем римские матери от Тибра до Босфора пугают своих детей! И кто знает, вернусь ли я когда-нибудь из этой поездки к своим запискам, свиткам и дневникам, которые в таком образцовом порядке лежат на полках моей библиотеки! Этот гунн уже очень многих послов, которые ему понравились, оставил у себя на всю их жизнь. Случалось, впрочем, что оставались у него и такие, которые ему не нравились. Но такие по большей части жили не долго, — полусмеясь, полусердито закончил он, сжав губы. Видно было, что он на все решился.
— Прости, друг Приск, — возразил патриций. — Это уж моя вина, если не будет окончена твоя книга о посольствах, столь высоко ценимая всеми образованными людьми в Византии…
— Да? Но во всей Византии таких ценителей только семнадцать. Оказалось только семнадцать человек, которые были настолько образованы, что не только похвалили, но и купили мою книгу.
— Если труд не будет окончен, если победоносному слову красноречивейшего оратора не суждено более раздаваться в Византии, я разделю его участь, все равно живой или мертвый.
— Но от этого моя участь не будет лучше, сенатор!
— Знаешь ли ты, как неожиданно состоялось предписание принять мне участие в этом посольстве, мне, до того времени не пользовавшемуся милостью при дворе?
— Да и мог ли ты, патриций, пользоваться милостью? Ты ведь оскорбительно честен! Тебя нельзя подкупить, а что еще хуже, ты сам не способен на подкупы. — Впрочем, неужели ты считаешь особой милостью это поручение, это посольство в логовище степного волка?
— О нет! Я прежде всего сделал духовное завещание. И кроме того решил, что друг Приск должен быть со мной. Иначе я умер бы от тоски во время этого длинного путешествия, от отвращения к одному из сотоварищей по посольству, от сознания общего несчастия, от беспомощности в этой мне совершенно неизвестной пустыне. Приск, этот желанный спутник всех послов, думал я, сведущ в языках, знает все страны, знает он и страну гуннов. Он пожалеет своих несведущих в языках друзей.
— И спасителя своей жизни и чести! — воскликнул с горячим чувством до сих пор сдержанный и рассудительный оратор, пожав руку сенатора. — Никогда я этого не забуду, как несколько лет тому назад этот образец всякой подлости, этот евнух Хризафий обвинил меня в измене. Он пытался подкупить меня, чтобы я донес императору о превосходных качествах нашего персидского наместника, его двоюродного брата, а так как я во время моего посольства в Персию убедился как раз в противоположном, то и не мог исполнить его желания. Тогда он выступил против меня с обвинением, будто я подкуплен персами. Немедленно бросили меня в темницу бессмертных.
— Почему ты называешь так государственную тюрьму?
— Потому что еще ни один смертный оттуда не возвращался. Ты не испугался всемогущего евнуха. Благодаря твоему заступничеству я мог оправдаться. Да, никогда я этого не забуду! И если бы у Аттилы на самом деле была волчья пасть, как рассказывают о том няньки в Византии, для тебя, Максимин, я положу в эту пасть свою голову… Но почему тебя, именно тебя выбрали они для этого посольства, это мы должны еще разузнать. Как это случилось?