— Выслушай меня, Бодена! — продолжал Потемкин. — Только теперь я понял, что не пустая прихоть, не мелкая страстишка приковывает меня к тебе. Нет, в тебе вся моя жизнь! С того момента, как увидал я тебя пляшущей на улице, ты привязала мою душу незримыми нитями… Я пытался освободиться от твоей власти… Напрасно! Я был не в силах сбросить опутавшие меня цепи… Я знаю: ты возненавидела меня за то, что я пытался силой привязать тебя к себе. Ты жаждала свободы, словно соловей, ты не могла петь в клетке. Но чем же было мне привязать тебя к себе? Я не умел… О, Бодена, разве можно казнить только за неуменье?.. Но теперь я вижу: без тебя мне нет жизни. Сжалься надо мной, Бодена! Выслушай мою просьбу: стань моей женой, раздели со мной остаток моих дней!
— Ты бредишь! — в изумлении воскликнула Бодена.
— О, нет, вся моя прошлая жизнь была бредом, теперь же наступило пробуждение. Бредил я тогда, когда думал приковать тебя цепями, приковать золотом, рабством, насилием… Бодена! Обвенчайся со мною, будь моей женой!
— Григорий, опомнись! Ведь я монахиня, я дала обет…
— Нет нерасторжимых обетов: Бог связал, Бог и развязал!
— Но государыня… Опомнись! Разве допустит она это?
— Государыня? — Потемкин расхохотался горько и злобно. — Государыня! О ней я сейчас поведу речь с тобой, и ты поймешь, на какие вершины я зову тебя! Вспомни, Бодена, что такое была вся моя жизнь. Разве сделал кто-нибудь столько для России, сколько сделал я? Когда государыня приблизила меня к своему трону, это была забитая, обнищавшая страна. А теперь? Европа льстит и заискивает перед нею, границы страны раздвинулись во все стороны… Ты скажешь: я не забывал и себя. Ты скажешь: я первый поживился от своих успехов. Ну, что же, это правда. Но я думал так: раз я даю русскому народу счастье и величие, раз я даю ему то, чего не дал кроме меня никто, то я вправе брать себе все, что мне нужно. А разве другие не так поступали? Разве сама императрица, даря своим возлюбленным бриллиантовые аксельбанты в несколько сот тысяч, не брала у народа его достояние для того, чтобы вознаградить тех, которые умели угодить ей?.. И как угодить? Вспомни, Бодена… Вспомни и сравни: другие только брали, а я брал, но и давал… И вот благодарность…
В горле у Потемкина что-то всхлипнуло, сорвалось. Он с силой потянул в себя воздух. Бодена изумленно смотрела на него, не веря своим глазам: таким она никогда не видела светлейшего.
Судорожно переведя дух, Потемкин продолжал:
— Да, я дал ей то, что никто не мог бы дать. И вот благодарность. Она приблизила к себе мальчишку, ничтожество, и ради этого негодяя, который только и делает, что служит ее старческой страсти, она оттолкнула меня, своего старого, испытанного слугу. Что я видел от нее в награду за последние торжества русского оружия? Что я получил после победоносного разгрома турок? Только оскорбления, только вечное предпочтение мальчишки мне, Потемкину… О!.. Я должен показать ей, России, всему миру, что без Потемкина Россия — ничто. Я знаю стороной, что султан с радостью примет меня, если я вздумаю предложить ему свои услуги. И вот месть решена и готова. У меня в Николаеве стоят несколько кораблей, в портфеле еще уцелело несколько листков с подписью императрицы. Мне стоит только снарядить корабль в путь, нагрузить на него все свое добро, забрать, воспользовавшись чистыми листками, всю наличность казначейств — и в путь, в Турцию! А, вы думали обойтись без Потемкина!..
Его лицо искривилось судорожной гримасой. Он так стиснул себе руки, что пальцы захрустели. У Бодены от изумления и негодования не хватало воздуха. Как! Он дошел до того, что готов изменить стране, готов навлечь на нее всяческие бедствия, и все это только для того, чтобы удовлетворить свои злобные чувства! Где же предел его низости? Когда же, о Господи, Ты избавишь родину от этого нового Аттилы?
Бодена чувствовала, что задыхается. Она схватилась рукой за грудь и вдруг нащупала там что-то твердое: это был золотой медальон, издавна бережно хранимый ею как последнее средство… Вскоре после того, как императрица Екатерина приблизила ее к себе, Бодена однажды обнаружила пропажу своего заветного серебряного медальона, благодаря которому ей удалось когда-то доказать, что она — Мария Девятова. Она искала его повсюду, обещала за нахождение крупную награду, но медальон пропал безвозвратно. Должно быть, тоненькая цепочка перетерлась и медальон упал. С течением времени Бодена примирилась с потерей этой реликвии, но испытывала чисто физическое неудобство: она привыкла чувствовать что-то на шее. И вот ей случайно попался старинный медальон, внутри которого был искусно вмонтирован стеклянный флакончик, вмещавший несколько капель жидкости. Продавец объяснил ей, что это — итальянский флакон, принадлежавший кому-то из Медичи, хранивших там яд. То же самое решила сделать и Бодена. Она все острее чувствовала неудовлетворенность жизнью, все чаще бывали минуты, когда хотелось кончить это мучительное, ненужное существование. И вот, достав у одного из придворных докторов немного смертельной, ядовитой эссенции, Бодена влила ее в хрустальный флакон медальона и стала носить при себе.