С течением времени она как-то забыла об этом, но теперь, нащупав на груди медальон, вспомнила о его содержимом. Глубокое спокойствие разлилось вдруг по ее сердцу: теперь она поняла, что Господь делает ее, смиренную рабу, орудием отмщения и казни…
А Потемкин продолжал:
— Теперь пойми, Бодена, к каким вершинам славы я зову тебя. Я отправлюсь в Николаев и все подготовлю. Затем я вернусь за тобой, и мы уедем в Турцию. Султан возьмет меня на службу. Я и без того богат, я и без того повезу на корабле неисчислимые сокровища. А он в свою очередь осыплет меня милостями. Я знаю все слабые места русских укреплений, каждый шаг турецкой армии будет сплошным торжеством Турции и уничтожением России… О, я отомщу!.. Я жестоко отомщу!.. Ты будешь моей женой. Я окружу тебя почетом, лаской, богатством — всем, чего только сможет пожелать твоя душа… Я стану богом, но ты — ты будешь богом бога… Бодена! Разве это не предел желаний?.. О, Бодена, скажи, что ты согласна!
— Григорий! — по возможности мягко, с трудом подавляя негодование, ответила ему Бодена. — Если бы ты начал с этого, если бы тогда, раньше выказал свою любовь, то наша жизнь сложилась бы совершенно иначе. Ведь я отталкивала тебя только потому, что вся моя гордость возмущалась насилием. Но, раз ты молишь, раз ты просишь, я не в силах отказать твоей просьбе… Бери меня: я твоя…
— Бодена! — страстно вскрикнул Потемкин и сжал ее в своих объятиях.
Бодена громко вскрикнула и оттолкнула от себя светлейшего.
— Что с тобой, счастье мое? — тревожно спросил Потемкин.
— Ты больно сжал меня, Григорий. Ведь по твоему приказанию мне изранили всю спину! Да и вообще оставь меня теперь! Уважай во мне свою невесту!.. Потом, когда священник обвенчает нас…
— Это будет на корабле! — пылко воскликнул Потемкин.
— Ну да, хотя бы на корабле. Так вот, когда я стану твоей женой, тогда…
— Хорошо, жизнь моя, ты права! Засни теперь, отдохни! Я лягу у твоих ног и буду нежно беречь твой сон! О, я ни одним прикосновением не нарушу твоего покоя! А завтра с утра я поеду в Николаев, подготовлю там все и вернусь за тобой…
— Но мне надо будет вернуться в монастырь!
— Зачем? Разве ты не будешь в большей безопасности здесь, под моей крышей?
— Да, но… — замялась Бодена, однако потом, быстро придумав правдоподобную ложь, продолжала: — У меня в келье имеются важные письма и документы, обличающие императрицу. Некоторые из них направлены против тебя: ты сможешь опубликовать их и доказать, что бежал в Турцию ради сохранения жизни…
— Неужели? — воскликнул Потемкин. — О, Бодена, Бодена! Какое сокровище обретаю я вновь в тебе!
— Мне хотелось бы пить, — сказала Бодена.
— Хочешь вина?
— О, да! Отметим наше обручение!
Потемкин вышел из спальни и вернулся с двумя бокалами и бутылкой вина.
— Я очень ослабела, — сказала Бодена, — я ничего не ела с утра!
— Я сейчас велю принести!
— О, нет! Мне так стыдно, так не хочется видеть кого бы то ни было!
— Ну, хорошо, счастье мое, я сам принесу!
Потемкин вышел.
Бодена быстро соскочила с кровати и побежала к столику, на котором стояли вино и бокалы. Она проворно достала медальон, открыла его и капнула три капли бесцветной жидкости в один из бокалов, а затем, посмотрев на свет, проговорила, пряча флакон в медальон: «Еще осталось… для меня!» — после чего благоговейно перекрестила отравленный бокал и наполнила его вином, сказав:
— Помоги, Господи совершиться суду Твоему!
Когда Потемкин вошел в комнату с тарелкой чего-то съестного, он увидел, что Бодена сидит перед столиком и тихонько отхлебывает вино из бокала. Другой бокал был тоже наполнен до краев.
— Мне уж очень захотелось пить! — сказала она. — Ну, Григорий, чокнемся, выпьем до дна — за нашу будущую жизнь, за наше счастье!
Потемкин схватил подставленный ему бокал, чокнулся и осушил его до дна.
«Больше ты уже не будешь грешить! — думала Бодена, глядя, как исчезла отравленная жидкость из бокала. — Больше не будешь играть родиной как игрушкой».