— Все равно я отомщу!
II
Это было в то время, когда могущество Потемкина достигло своего апогея. Грабя и хватая деньги откуда попало, он сколотил такое состояние, которому позавидовал бы любой немецкий владетельный герцог. Все иностранные государи заискивали перед ним и осыпали его высшими орденами и денежными подношениями, которыми Потемкин никогда не брезговал. Что касается влияния на государственные дела и на императрицу Екатерину II, то оно было почти безгранично.
И Потемкин направлял его главным образом к одной цели: разжечь ненависть императрицы к наследнику до крайних пределов, довести их отношения до полного разрыва, внушить Екатерине II, чтобы она заключила Павла Петровича в крепость и лишила его прав на наследство. А тогда… тогда, пользуясь армией и могущественным орудием — деньгами, можно добиться желаемого и самому сесть на престол. Ведь удалось же это Годунову!..
В настоящий момент Потемкин рассчитывал построить разрыв между матерью и сыном на втором браке наследника. Он знал, насколько ненавистна наследнику мысль о браке, и более чем когда-либо настаивал на необходимости иметь продолжателя рода царствующей фамилии…
Вечером того дня, когда произошел вышеописанный разговор между Екатериной II и Павлом Петровичем, государыня вызвала к себе Потемкина.
— Я позвала тебя, Григорий, — сказала она, — чтобы снова посоветоваться с тобой. Ведь твой план потерпел крушение…
— Неужели? — испуганно спросил Потемкин. — Уж не разглядел ли его высочество, что письма поддельны?
— Нет, этого он не разглядел — где ему было! Но явное доказательство измены жены не заставило забыть ее, зато еще более внушило отвращение ко второму браку.
«Я так и знал!» — ликовал в душе Потемкин.
— Это отвращение настолько сильно в нем, — продолжала Екатерина II, — что он согласен скорее лишиться наследственных прав, чем последовать моему приказанию. Так что же делать, Григорий? Я и ума не приложу… Посоветуй же мне?
— Ваше величество, — ответил фаворит, — к чему давать советы, когда заранее знаешь, что им не последуют?
— Да почему?
— Потому что чувства матери всегда возьмут верх над гневом государыни!
— А что, по-твоему, надо сделать?
— По-моему, ваше величество, надо немедленно изготовить указ об аресте великого князя.
— Но у кого хватит смелости привести этот приказ в исполнение?
— У меня, ваше величество! — ответил Потемкин, положив руку на сердце. — Ведь надо рассудить так: кто не повинуется своему государю, тот бунтовщик. С бунтовщиками церемониться нечего… даже если таковым является родной сын… Вспомните Авессалома, ваше величество… Вспомните царевича Алексея и его судьбу; ведь императора Петра Великого недаром называли «мудрым»…
— Мне не хочется прибегать к таким решительным средствам, Григорий, не испробовав других…
— А у вас, ваше величество, имеются другие?
— Сейчас нет, но я хочу подумать на досуге. Ну, ступай, Григорий, помолись своему патрону, чтобы он просветил тебя!
— А говоря по чистой совести, ваше величество, я так и не удосужился узнать, кто мой патрон…
— Да ты язычник, Григорий! Твой патрон, милейший атеист, был Григорий, архиепископ турский, подвизавшийся в царствование Гильпериха и Фредегонды и принявший блаженную кончину в пятьсот девяносто третьем году!
— Может быть, ваше величество, может быть. Не смею спорить; но мне все-таки кажется, что здесь какая-то ошибка. Дело в том, что у меня, по моему глубочайшему убеждению, всегда была патронесса, а не патрон!
— Патронесса? Кто же именно?
— Екатерина… Анхальт-Цербстская! — с галантным поклоном ответил Потемкин.
— Ну, ступай уж, подлиза-мученик! — улыбаясь, сказала государыня. — Скажет тоже…
Но внутренне она была очень польщена — мудрую императрицу легче всего было поймать на маленьких, приятных глупостях.
Когда Потемкин ушел, Екатерина II послала за графом Никитой Ивановичем Паниным. Панин был воспитателем наследника и умел ладить с ним. Теперь, конечно, не приходилось рассчитывать на его влияние, но он все-таки хорошо знал характер своего бывшего питомца, а потому легко мог подать дельный совет.
Выслушав сообщение государыни о разговоре с Павлом Петровичем и мерах, предложенных Потемкиным, Панин неодобрительно покачал головой и промолвил:
— Нет, ваше величество, очень плохой, очень опасный совет подали вам! Как ни посмотри, с какой стороны ни подойди — ничего хорошего из этого не выйдет. Великий князь нетерпелив, порывист, вспыльчив, упрям, но внутренне он глубоко порядочен и честен.