— Вашему высочеству благоугодно шутить…
— Да нисколько, нисколько, милейший! Моя жена, которая, как истинная немка, любит больше всего на свете поэзию, сгорает желанием познакомиться с российским Пиндаром и его творениями. Так вот, от ее имени приказываю тебе неукоснительно явиться сегодня ровно в девять часов. Выпьешь с нами чашку чая, а если вашей милости угодно будет, так, может, почтите нас прочтением ваших поэтических творений?
— Присоединяюсь к просьбе мужа, — сказала великая княгиня с очаровательной улыбкой, — и заранее радуюсь тому наслаждению, которое вы доставите нам своей поэзией. Обещаем вам, что превратимся в слух и священный трепет!
Офицер молча поклонился; он был и смущен, и польщен, и что-то сладостное загорелось в его груди при виде этой молодой женщины с таким ангельским лицом и дивным голосом.
— Ну-с, так до вечера. Смотри, я не люблю неаккуратности — ровно в девять! А теперь — направо кругом марш! — скомандовал окончательно развеселившийся Павел Петрович.
Молодой человек, мечтательно смотревший вслед удалявшимся, был Гавриил Романович Державин — поэт, оставивший неизгладимый след в русской литературе и вместе с Жуковским подготовивший блестящую плеяду таких гигантов, как Пушкин, Лермонтов, А. Толстой и прочие, трудами которых русская поэзия приобрела мировое значение. Впрочем, и самого Державина впоследствии оценила вся Европа, его ода «Бог» была переведена на все европейские языки.
Но теперь мы застаем его в самом начале поэтической карьеры, когда его имя, как художника слова, еще не прогремело по России.
Как говорил великий князь своей жене, в первом походе против Пугачева Державин проявил мужество и храбрость, был тяжело ранен. Вернувшись в Петербург, он обратился к покровительству всемогущего Потемкина, и тот благосклонно принял его под свое крылышко. Конечно, Потемкин никогда ничего не делал даром: он знал, что Державин «пописывает», поэты в те времена были еще редкостью, а ничто так не улыбалось могущественным особам, как возможность «быть воспетым „нельстящей“ лирою Пиндара». Словом, Державин по приезде в Петербург даже поселился в доме Потемкина, который настоятельно советовал поэту бросить военную службу и перейти на гражданскую.
Пока Державин колебался, не зная, на что ему решиться, он имел счастье, или, вернее — несчастье, произвести впечатление на Бодену, «смуглянку-ведьму» своего могущественного покровителя. Цыганка с такой безумной страстью влюбилась в Державина, что ему приходилось призывать на помощь всю силу характера, чтобы не поддаться чарам этой новой жены Пентефрия. А Бодена, со своей стороны, дала себе торжественную клятву, что она во что бы то ни стало сломит целомудрие этого Прекрасного Иосифа.
Тогда сердце Державина было еще свободно, и он противился заигрываниям цыганки только потому, что боялся навлечь на себя неприятности. Но когда ему пришлось увидеть великую княгиню Наталью Алексеевну, он сразу понял, что отныне может жить только ею и только для нее.
— Как она прекрасна! — сказал Державин, задумчиво смотря вслед удалявшейся великой княгине и благословляя случай, давший ему возможность говорить с нею. — Господи Боже мой, жить для нее, служить ей, сделать ее своей музой — какая прекрасная цель жизни! — Он упал на землю и поцеловал то место, где стояла перед тем Наталья Алексеевна. — Божество мое! Мое вдохновение!
Он снова достал записную книжку, уселся под деревом и принялся с лихорадочной быстротой вписывать что-то.
В самый разгар работы к нему тихо подошла какая-то женщина. Это была Бодена, смуглая цыганка. Она приникла к плечу Державина и тихо шепнула:
— Милый Гаврюша, что ты там пишешь?
— Стихи к моему высокому, недостижимому божеству!
— А как зовут твое божество?
— Этого ты никогда не узнаешь, назойливая коза! — ответил Державин, после чего, бросив презрительный взгляд на цыганку, повернулся и ушел.
Бодена долгим взглядом проводила его. Когда он скрылся из вида, она с рыданиями упала на землю и, всхлипывая, пробормотала:
— Я люблю его, а он… он ненавидит меня!
II
Вечером того дня, когда Державин был столь оригинальным образом представлен великой княгине, он появился в великокняжеской приемной как раз в тот момент, когда большие английские часы звонко пробили девять. Его сейчас же приняли. Великая княгиня Наталья Алексеевна встретила его со всей прирожденной грацией и благоволением народившейся симпатии.
— Добро пожаловать, господин Державин, — сказала она ему по-французски. — Мой супруг сейчас появится и присоединится к нам, авось тогда вы сдержите ваше любезное обещание… Или вы не давали никакого обещания? Но мне показалось, будто я прочла в ваших глазах приятное «да»… Словом, надеюсь, что вы прочтете нам что-нибудь из своих произведений, чем доставите нам огромное удовольствие.