Америка пытается не замечать войну, которая ведется против нее, но она не может не замечать, что в мире стрельба идет каждый день. В соответствии с победившей чемберленовской ментальностью, она пытается ликвидировать "причины конфликтов". А ведь причины эти так "ясны"! "Неправильное" поведение различных правительств по отношению к национальным меньшинствам. Она оказывает постоянное давление на своих союзников в этом направлении, а если те не поддаются, их надо "наказать". И вот два лидера самых могущественных стран, два убежденных социалиста — Билл Клинтон и Тони Блэр — два месяца бомбят беззащитную Сербию, которая ни словом, ни делом никогда не выступала ни против Америки, ни против Англии.
Эти бомбежки привели в восторг сепаратистов во всем мире. "Смотрите, чего добились албанцы! Американцы бомбят их заклятых врагов!.. А что если и мы поднажмем на своих?!" Именно после бомбежек Югославии запылала с новой силой интифада в Израиле, полилась кровь в Чечне, ирландские католики прервали переговоры с протестантами, возобновилась стрельба в Кашмире, запылал Восточный Тимор, началась гражданская война в Македонии.
На все это наши политические мудрецы только разводят руками. Те, кто поумнее, готовы даже допустить, что в XXI веке мы столкнемся с совершенно новым видом политических и военных конфликтов. Но так ли уж нова и беспрецедентна сегодняшняя ситуация? Ведь история человечества уже такая длинная — неужели не найдется в ее глубоком колодце чего-то похожего, проливающего свет на сегодняшний день?
Уроки истории
Войны между государствами заполняют исторические хроники с незапамятных времен. Египет воюет с Ассирией, Вавилонское царство — с Израильским, Персия — с Грецией, Рим — с Карфагеном. Но вот, с какого-то момента, в летописи начинают просачиваться сообщения о боевых действиях, которые непохожи на нормальную войну одной страны с другой. Враг нападает неведомо откуда и так же внезапно исчезает. Он вездесущ и неуловим. Он беден, не умеет строить города и каналы, выращивать сады, обрабатывать поля. Но при этом упорен, коварен, смел. А оружием запасается часто в тех самых странах, на которые нападает. И главное: по нему невозможно нанести ответный удар. Ибо он везде и нигде.
И вот Древний Китай строит Великую стену, пытаясь отгородиться от всех этих гуннов, кянов, сяньби, монголов.
Могучий Древний Рим веками должен вести вооруженную борьбу с галлами, кельтами, германцами, готами, вандалами.
Византия с трудом отбивается от тех же гуннов (добрались и до нее), арабов, болгар, славян, сельджуков.
В конце первого тысячелетия вся Европа оказывается под ударами неведомых дотоле викингов-норманнов.
Киевская Русь строит свои города под непрерывными атаками печенегов, половцев, хазар, татар.
Что же заставляло эти племена так упорно, порой — самоубийственно, биться о границы великих империй?
Пытаясь ответить на этот вопрос, любой непредвзятый наблюдатель сразу заметит одну общую черту в перечисленных конфликтах: нападающие и обороняющиеся находятся на разных стадиях технологического освоения природы. Атакующий народ — это кочевники, охотники, рыбаки, скотоводы. Защищаются от них государства оседлых земледельцев. Но чтобы вполне оценить значение этой ключевой разницы, мы должны сделать небольшое отступление в философию истории.
За сто лет, прошедших с времен Карла Маркса, историческая наука накопила такой объем новой информации, что его уже невозможно уложить в прокрустово ложе Марксовой теории развития: рабовладельческий строй, феодализм, капитализм, социализм, а дальше сияющие вершины сами знаете чего. В XX веке сталинские и гитлеровские лагеря были чистыми примерами возврата рабовладения; и наоборот, Древний Египет и Древний Китай, где все сельское хозяйство держалось не на пахоте, а на орошении, могли существовать только при условии исправно работавшего централизованного социалистического планирования в строительстве каналов и распределения воды по ним в масштабах всей страны.
Другое дело — прогресс в развитии средств производства. Он безусловно существует и являет нам себя неоспоримо, наглядно, убедительно. Ни один народ не захотел — не сумел — не вернулся от возделывания земли назад к кочевому скотоводству, от индустриально-промышленного производства — к чисто земледельческому состоянию. (Одни только эмиши в США сознательно пытаются остаться в эре сельскохозяйственной — но могут позволить себе этот эксперимент только под мощной защитой Американского государства.) Прогресс этот движется, как река, — то ровно и плавно, а то скачком, словно преодолевая мощный порог. И в обозримых пяти тысячелетиях человеческой истории мы легко можем насчитать три таких порога, отделяющих друг от друга четыре технологических эры, периода, этапа, стадии.