Первая эра едва видна нам. Даже замечательные исследования Моргана об американских индейцах и других классиков этнографии — о диких и полудиких народах — только приоткрывают завесу над тем, как жил человек, источником пропитания для которого была только охота, сбор диких плодов, рыболовство. И то, как он преодолевал первый порог — приручал животных, научался охранять их, пасти, умело перемещаться с пастбища на пастбище, — практически скрыто от нас. Зато мы уже очень много знаем о —
второй технологической эре — стадии кочевого скотоводства. Ибо кочевники существовали бок о бок с первыми оседлыми народами, имевшими письменность, и фигурируют в их летописях; существуют они и в наши дни. Их "способ производства" был безусловно успешным, позволял им создавать жизнеспособные сообщества, существовавшие веками, грозно противостоявшие первым цивилизациям.
Третий этап — человек овладел искусством земледелия. Но, чтобы стать оседлым земледельцем, он должен был расстаться с важнейшим оружием предыдущей эры: мобильностью. Ему необходима была замена этого оружия. И он находит ее в каменной стене. Замки и крепости становятся важнейшим оружием земледельца в борьбе с кочевником-скотоводом.
Четвертый этап: начало индустриальной эры. Один за другим оседло-земледельческие народы мира входят на наших глазах в эту новую стадию овладения силами природы, а некоторым приходится даже совершать скачок в нее прямо из эры кочевого скотоводства (эвенки, монголы). Военное противоборство, конечно, является мощным стимулирующим фактором перехода. Возможно, многие россияне в середине XIX века хотели бы сохранить дорогую их сердцу сельскую старину. Но когда в 1854 году Россия теряет весь свой черноморский парусный флот — еще вчера такой грозный, но не способный конкурировать с паровым флотом французов и англичан, — национальному сознанию становится ясно, что старине пришел конец. Когда в 1853 году американский коммодор Перри не послушался запрета японских властей и, дымя трубами своих боевых фрегатов, вошел в Токийский залив, эра земледельческой изолированной Японии закончилась.
Переход в индустриальную эру длится вот уже больше двух веков, и для каждого народа он связан с тяжелейшими внутренними и внешними конфликтами. Волна революций, катившаяся по Европе с 1789 по 1918 годы, питалась лавой, выпущенной на поверхность именно скачком в индустриальную эру. В XX веке настала очередь Испании, Турции, Мексики, Индии, Китая, Кореи, Кубы, Вьетнама, Индонезии. В наши дни переход из сельскохозяйственной эры в индустриальную должны осуществлять страны Африки — и кровавые конфликты на этом континенте, кажется, превзойдут все, что мы видели до сих пор.
Но извлекать уроки из событий, кипящих рядом с нами, сейчас, очень трудно. Возможно, что общие закономерности переходного периода нам будет легче понять, если мы еще раз внимательно вглядимся в предыдущий скачок: от кочевого состояния к оседло-земледельческому.
Не "Великое переселение народов", а "Великое оседание"
Если природа человека осталась неизменной за прошедшие три тысячи лет, то это значит, что сегодняшний житель сельскохозяйственного государства при виде сверкающих городов цветущего Запада должен испытывать те же чувства, которые испытывал древний гот при виде роскошных римских вилл на другом берегу Дуная или гунн — при виде китайских пагод за неприступной стеной. И его реакция, его поведение в отношении народов, ушедших вперед, должны быть такими же, как и в те далекие времена. А реакция эта, как правило, представляла собой смесь завистливого восхищения с презрением и ненавистью.
Роскошь жизни в больших городах ошеломляла кочевника. Он привозил на продажу скот, меха, лошадей, шкуры, а увозил фрукты, вино, хлеб, рис, великолепные ткани, богато украшенное оружие. Рассказы соплеменников, побывавших в столицах, разворачивали перед ним картины заманчивой жизни, полной комфорта, развлечений, невиданных чудес и таких удовольствий, что городская давка, духота и скопление всевозможных пороков уже не казались слишком большой ценой за них. Жажда приобщиться к богатой оседлой жизни постепенно проникала в сердца кочевников.