— Ой, — легкомысленно отмахнулась бабка, — привык к ней, да и все! И самолюбие не позволило бы нормальному мужику дальше жить, зная, что ему изменяют!
Выдав этот нелогичный бред, Пелагея Витольдовна тут же захлопнула перед нами дверь.
— Все ты! — шикнула на меня Танька и посмела даже толкнуть в плечо кулачком.
— А я что?!
— Нельзя так с информаторами! Ты подозревала ее во вранье!
— Я подозревала ее в том, — я понизила голос, покосившись на дверь (с веселой, но донельзя обидчивой, как оказалось, бабульки станется подслушивать и подсматривать в глазок), — что у нее нелады с логикой и здравым смыслом. Нормальный мужик не будет терпеть измены, но нормальный мужик при этом повесится? А не проще развестись?
Таня пожала плечами, и мы позвонили в другую квартиру. На этом этаже никто больше не отозвался, мы поднялись на следующий, и вот там нам открыла Антонина Васильевна. Возраста примерно такого же, как и Пелагея, но выглядела противоположным образом: высоченная, волосы подкрашены (хотя седые пряди видны) и убраны в строгую прическу, возле губ — волны нисходящих морщин, выдающих константно плохое настроение (у Пелагеи была сеточка возле внешних уголков глаз, выдающая улыбчивых людей).
Мы передали беседу с соседкой снизу, в ответ Антонина Васильевна лишь снисходительно фыркнула.
— Федор был сумасшедшим, прямо так, со справкой, — голос у старухи был таким же строгим и сухим, как и она сама. — Предлагал абсолютно всем, я вам прямо скажу. И мне, и Зинке из восьмой. И только Полька, такая же чокнутая, приняла это все за чистую монету, думая, что Федор сохнет по ней.
— А это было не так? — уточнили мы.
— Конечно, нет. Он вообще для коллекции предлагал. Бабник тот еще. Все семейство такое…
— Бабник? — у нас это не вязалось с другими показаниями, поэтому мы жутко удивились. Замечено неоднократно, что тот же самый человек, даже то же самое место или целый город и даже целая страна могут вызывать диаметрально противоположные чувства и эмоции у разных людей в одно и то же время. Но то, что говорили две соседки, все равно казалось чрезвычайно диковинным и непонятным. — Но Пелагея Витольдовна утверждала, что отказывала ему всегда, — аккуратно заметила я. Сейчас Таня опять будет ругаться, что я не соглашаюсь со свидетелями, но в одном чудесном детективном сериале я слышала о том, что свидетели не любят информировать, зато обожают спорить. И главный герой — молодой человек в длинном черном пальто по имени Шерлок — специально провоцировал людей таким образом, чтобы они выбалтывали лишнее.
Вот и сейчас Антонина Васильевна аристократично закатила глаза, не меняя при этом ни мимику, ни интонации, ни выбор слов, и выдала страшную тайну:
— Расскажет она, конечно, но ночевал он в ее квартире несколько раз, это прямо точно.
Так же часто, как Пелагея Витольдовна использовала словосочетание «вот так», Антонина Васильевна использовала наречие «прямо».
— Ага, — только и сказали мы.
— И в квартире Зинаиды, кстати, тоже, — мстительно добавила мадам.
Мы переглянулись с Танькой. Я спросила:
— Как же так получается? Сам гулял направо и налево, а как жена стала изменять, не выдержал унижения и повесился?
— Это кто вам такое сказал? — удивилась пожилая женщина, но и здесь не повысила голоса.
— Судебный медик, наверно, сказал, — по-черному пошутила я. — Только не нам, а семье.
— Да нет же, он повесился, конечно, но не из-за измен вовсе. Прямо глупо так думать.
— А из-за чего? — влезла Грачева. — Если мы такие глупые, так просветите нас!
— Девушка, я не сказала, что вы глупые, я сказала, что думать так — глупо, и касалось это не вас. Слышу я это давно уже от разных лиц. Только это неправда. Вы же сами сказали, что он был неверен и брак этот — сплошная фикция. Каждый жил чем-то своим.
— Чем же жил Федор и почему повесился?
— Ну подумайте сами. Вы видели его фото? — Я кивнула, а Танюха покачала головой. Ну и журналистка! Фотография висит на той самой кухне, где она снимала, а потом еще ролик монтировала, чтобы мне переслать. А может, еще на комоде или этажерке стоит парочка фоторамок, я пока не рассматривала все вещи в спальне. Но она-то должна была! — Ой, короче, — махнула она рукой, — посмотреть там не на что. Страшненький, невысокий, бородатый, в глазах черти пляшут, будто пьян, хоть и не пил никогда. И вдруг преобразился! Бабы шарахались от него, но вдруг что-то изменилось, и липнуть стали. И Полька туда же, хоть и воротила нос от него поначалу. Как думаете, что-то же произошло!