— Кто тебе сказал, что Мастеру Воды нельзя уходить? — возразил Тыгын, — Это нельзя кузнецам и шорникам переезжать с места на место. А тебе можно. Но куда ты пойдешь? Везде свои мастера, ты там не нужен будешь. А здесь бросишь работу – кто будет за арыками и водяными воротами смотреть?
— Я не знаю что делать, тойон. Три жены, пять внуков, жёны старшего и среднего сына, все, все там остались. Сыновья только уехали вчера на дальние каналы, менять заслонки. Когда они приедут, что я им скажу?
— Успокойся, уважаемый. Всё образуется. Время лечит. Но если тебе станет совсем плохо, приезжай в мой город, я тебе помогу.
— Спасибо, Улахан Тойон, да будет к тебе милостиво Небо.
Тыгын дал команду двигаться вперед, они и так потеряли много времени то с остановкой на купание, то с этим обвалом, а Талгат ждал их в другом месте. Надо бы, конечно, задержаться дня на два, проследить, как разберут завал, но дверь в подземелье настолько выбила его из привычного ритма жизни, что он начал спешить. Еще Тыгын надеялся, что встретит Эллэя, если, конечно, тот соизволит посетить аул, в пути, что поможет избежать ненужных разговоров.
Однако всё случилось не так. Навстречу отряду Тыгына прискакала группа, которую он посылал на разведку в Харынсыт и с ними же вернулся посол к Эллэю. Сразу же Тыгын выслушал доклады. Посла к Эллэю не пропустили, письмо хотел забрать какой-то человек, которые предъявил тамгу. Посол письмо не отдал и уехал. В доме у Эллэя люди какие-то запуганные. В городе, по словам разведчиков, говорили разное. Во-первых, о том, что во дворе Эллэя появились какие-то люди, неизвестного рода, и ведут себя там, как хозяева. Поговаривают, что сам Эллэй то ли тяжело болен, то ли куда уехал. Родня самого Улахан Тойона Старшего Рода Чёрного Медведя вместе с воинами находится где-то на аласах. В городе много людей с желтыми повязками на голове, ходят себе спокойно, никто их не ловит. Хотя в караван-сараях как раз и говорят о том, что некоторые разбойники – это как раз люди с желтыми повязками, но никого не опознали.
Не успели Тыгыну всё рассказать, как появился еще один отряд, из шести всадников, главный из которых, толстячок с бегающими глазками, немедленно рассыпался в льстивых приветствиях Тыгыну.
— Меня зовут Бээлбэй, о Улахан Бабай Тойон, Старшего Рода Белого Коня, приветствую тебя на землях Старшего Рода Чёрного Медведя. К сожалению, уважаемый Эллэй, Улахан Тойон Старшего Рода не может лично прибыть, он выдал мне тамгу, чтобы я навел порядок.
И ещё сто раз по сто слов, восхваляющих Тыгына и ни о чём не говорящих.
— Быстрее, уважаемый, — в тоне Тыгына не было никакого уважения. Этот человек не был Старшего Рода, соответственно, был никем в глазах Тойона.
— Я хотел бы поблагодарить тебя за помощь в трудную для нашего народа минуту. С твоего позволения мы проедем на место, где случилась беда
— Хорошо, езжайте, — буркнул Тыгын, какие-то несоответствия в поведении этого Бээлбэя настораживали, но понять какие, он пока не мог. "Нашего? Интересно, как он умудряется различать наш и ненаш народ?"
— Бэргэн, пошли трех человек к Талгату, пусть идут нам навстречу, что-то мне не нравится всё это.
На следующий день отряд ехал по дороге между ровных шпалер виноградника. Навстречу ему шла толпа крестьян с цепами и вилами в руках, судя по всему, решительно настроенная. Толпу возглавлял мужчина с желтой повязкой на голове. Он остановился и закричал:
— Стойте! Это ты, тойон, стоял на той горе, которая рухнула в реку и убила наших жен и детей!
Тыгын остановил коня. Рядом с ним остановился и Бэргэн. Вожак продолжал:
— Это ты топнул ногой, чтобы берег рухнул в воду! Это ты виноват в том, что погиб наш урожай, наши люди и наш скот!
Толпа возмущенно загудела.
— Я там стоял, да. И это никого не касается. Освободите дорогу. — Тыгын говорил спокойно, но край губы начал подергиваться.
Это было неслыханно, простые дехкане преградили дорогу Улахан Тойону! Закон требовал, чтобы он выслушал жалобщиков, но не выслушивал обвинения черни.
— Путь говорит один! — крикнул Кривой Бэргэн. Тыгын толкнул его локтем и показал знаками, чтобы тот выслал две пятерки в обход толпы.
Вперед вышел крепкий мужчина в желтой повязке и закричал:
— Пока в нашей многострадальной стране есть ещё голодные, все честные люди выйдут на борьбу с Тыгыном, который убил наших детей! — он обращался более к толпе, нежели к Тыгыну, и его речь совсем не была похожа на речь крестьянина. — Тойон Тыгын разрушил нашу деревню и наши поля, а в это время народ мрет от голода! Ты ответишь за страдания народа!
— Кто же это голодает? — спросил Бэргэн.
— А вот, — из толпы вытолкнули нищего оборванца с явными следами долгого пьянства на лице
Селяне одобрительно закричали:
— Раздать бедным зерно! Долой тойонов!
Взвинченная речами смутьяна толпа подходила всё ближе. Было видно, что основная масса хорошо подогрета бузой и никакие разумные доводы не способны были её остановить. Плотные стены виноградника не давали толпе обойти отряд по флангам, но к лошадям с поклажей уже подбирались ловкие парни, и даже успели срезать пару тюков. Сайнара хлестала воров плетью, девки визжали. Тыгын посмотрел на Бэргэна и сказал:
— Разогнать это быдло, а крикуна взять живым!
Бэргэн махнул рукой. Свистнули стрелы, и люди с вилами в руках свалились на землю. Толпа качнулась назад. Нухуры стремительно подняли лошадей на дыбы, и нагайками начали разгонять крестьян. Раздались вопли и крики, потекла первая кровь. Кто-то из бойцов Бэргэна кинул аркан и мужика с желтой повязкой уже выдергивали из толпы. Селяне попали в свою собственную ловушку – в виноградниках быстро скрыться было невозможно. Кто мог, развернулись и побежали назад, но сзади толпу уже поджимали парни Талгата, которые увидели, что церемониться ни с кем не надо.
Тем временем из кустов тащили двух лучников и главного говоруна. А те нухуры, которые добрались до хвоста отряда, уже споро вязали воров. Уйти никому не удалось.
— Господин! Этот толстый, который к нам подъезжал, как раз стоял на горке, на нас смотрел. А как холопов побили, так сразу и ускакал! — к Тыгыну подъехал один из нухуров.
— Хорошо. Позови ко мне Талгата и Бэргэна.
Несмотря на то, что Талгат был полусотником, а Кривой Бэргэн – всего лишь десятником, все знали, что Бэргэн – правая рука Тыгына и его десяток – это десяток лучших воинов. Поэтому Талгат всегда оказывал почтение Бэргэну и на совет к тойону пропускал его вперед.
— Всё плохо, — объявил Тыгын, — мы пролили кровь чужих людей и на чужой земле. Этого нам Род Чёрного Медведя не простит. Поэтому, во-первых, похоронить всех убитых, во-вторых, срочно допросить этого горлопана и лучников. Кто их послал, зачем, и кому они должны отчитаться о проделанном. В-третьих, Талгат, ты оставишь здесь десять человек в засаде. Мне на допрос нужен толстяк с тамгой, остальных – на ваше усмотрение, трупы спрячете где-нибудь. Потом нас догоните. Мы же пойдем без остановок, нам нужно срочно выходить на Дорогу Отца-основателя, да пребудет с ним слава, иначе мы отсюда не выберемся. Вы уходите тайком, чтобы никто вас не видел. Бэргэн, мы трогаемся немедленно. Приступайте.
ГЛАВА 9
Я тупо смотрел в стену. В голове шумело. Кто-то постучал в дверь.
— Открыто, — заорал я.
Зашел Михалыч. Увидел на столе начатую бутылку водки, пустой стакан и спросил:
— Чё, паря, накрыло тебя?
Я промычал нечто нечленораздельное. Михалыч, похоже, был смущен и взволнован.
— Это бывает. Мне Афанасьевна и говорит, сходи, посмотри, он там в себе ли, не повредился ли умом, так придется отговаривать. А я гляжу ничё ты, нормальный. Ты эта… Ну, в общем, бывает такое. Меня тож, в своё время. Чуть не рехнулся. По молодости, когда мы с Марьей романы крутили. Так пришел ейный воздыхатель, с дружками, а она ему и грит, ты, Иван, не ходи больше. А того заусило, как же так, инвалида предпочла ему, первому парню. И давай базлать. Никакого разумного слова не послушал. Ну, тогда Марья его и отвадила, — Михалыч помолчал и продолжил, — навсегда. Так эта… ты ежели в норме, то я пойду.