Бэргэн подвел Арчаха, опухшего и сверкающего свежими синяками под глазами, к Тыгыну и поклонился:
— Господин, я привел к тебе нашего гостя.
— О, гость в дом, — прошамкал Тыгын, — радость в дом. Бэргэн, ты не обижал нашего гостя? Почему у него такое расстроенное лицо? Я накажу тебя, бестолковый! Садитесь, уважаемый.
— Кланяйся, придурок, Улахан Бабай Тойон тебе милость оказывает, — пнул горлопана под копчик Бэргэн.
Арчах свалился возле костра.
— Угощайтесь, уважаемый. У нас всё по-походному, разносолов нет.
Бэргэн онемел от такого зрелища. Тойон превратился в трясущуюся развалину, шепелявил, челюсть его тряслась, изо рта летели слюни.
— Я как тебя увидал, так сразу понял, что ты не простой парень. Мне нужны такие смелые и решительные люди! Так бесстрашно пойти на стрелы, ради того, чтобы для своего хана украсть мою внучку, это самоотверженный поступок. Сколько тебе твой хан обещал дать за мою внучку?
— Э-э-э… Уважаемый Улахан Тойон, я про внучку… ничего, нет… не внучку… мне сказали возмутить крестьян…
— Я понимаю, возмутить крестьян, чтобы создать панику и раз – и умыкнуть внучку, — Тыгын явно ослабел умом настолько, что не слушал оправданий Арчаха, — это ты сам придумал? Молодец! Ты пей, вот замечательная буза из Харынсыта. Ты не бойся, тебя никто здесь не тронет. Хочешь, я тебя десятником сделаю?
Стуча зубами о край пиалы Арчах хлебал бузу, а от такого неожиданного предложения чуть не подавился. Прокашлявшись, он ответил:
— Хочу, о Великий Тойон!
— Вот скоро и сделаю десятником. Новую юрту подарю, — сказал Тыгын, — Я тебе дам двести таньга и тридцать баранов. И еще три… нет, пять жен дам. Такой смелый парень должен быть награжден. Бэргэн, налей гостю еще бузы и принеси мой любимый халат. Тот, да, который с золотыми драконами. Я хочу подарить его нашему уважаемому гостю.
Бэргэн, шепча под нос проклятия, принес старый халат, в котором Тыгын ездил на охоту и накинул на плечи придурка. В темноте всё равно ничего не видно.
Арчах немного осмелел от выпитой бражки и от того, что понял, что его бить не будут и начал разглагольствовать.
— Уважаемый Тойон, меня не посылали украсть твою внучку. Меня посылали сделать выступление дехкан.
— Понимаю, понимаю. Жаль, что твой бывший хозяин остался без моей внучки, у него хороший вкус. Надо бы с ним как-нибудь встретиться, поговорить. Ну всё, пора отдыхать, завтра в путь. Эй, кто там! Уложите спать нашего гостя и дайте ему женщину.
— Я отведу нашего гостя спать, о Великий Тойон! — сказал Бэргэн и за шиворот потащил Арчаха от костра.
— Если ты думаешь, что великий Тойон тебе благоволит, то это для меня ничего не значит, так и знай! — Бэргэн держал проходимца за косточку большого пальца и выкручивал ее так, что у Арчаха текли слёзы из глаз. — Меня поставили сюда, чтобы я беспокоился о том, чтобы у нашего тойона не болела голова из-за всяких придурков, которые думают, что их наградят за разные пакости. Я намажу твои яйца тухлым мясом и посажу голой жопой на муравейник, ты быстро поймешь, что такое милосердие и как надо отвечать на мои вопросы.
Арчах уже трясся от страха и пот липкой струйкой тек по его хребту.
— Ну что, признавайся, ты хотел украсть молодую госпожу, чтобы продать её в гарем своему баю? — Бэргэн шипел в ухо Арчаху и улыбался, чтобы все видели, как ласково он разговаривает с уважаемым гостем. — Кому ты хотел продать девушку?
— Нет, нет, никто не хотел красть внучку, — мошенник уже заикался, — мне просто сказали, что надо так сделать, чтобы испугать уважаемого Тыгына.
— Ты мне не ври, я враньё нутром чую! — Бэргэн ткнул Арчаха под ребра, — Иди вон там спать будешь. Бабу тебе тоже дали. Если сможешь с ней справиться, — и хрипло рассмеялся.
У расстеленной на земле кошмы Арчаха поджидала девушка в шелковом полухалате и черных кожаных штанах в обтяжку. Она поигрывала камчой и пристально смотрела на него.
— Ну что, красавчик, будем спать в обнимку? — сказала девица и многозначительно ему подмигнула. — Ложись, я сейчас приду.
Арчах прилег на кошму, следом за ним легла девушка и обняла его так, что у Арчаха затрещали ребра.
— Тойон говорит, что ты смелый парень, а я люблю таких. Скажи, а это бай красивый? — жарко дышала в ухо Арчаху девушка.
— Ка-к-к-ой бай? — заикаясь переспросил Арчах.
— Ну, который хотел нашу госпожу получить.
— Я не хотел никакую госпожу красть! Я уже всем сказал, а меня все время спрашивают. — Арчах уж не знал, что и отвечать и начал вырываться из объятий красавицы.
— Так ты трус что ли? Не мог девушку украсть? Ты какой после этого джигит? Ты тряпка, а ну пошел вон, пристаешь тут к честной девушке, — девица ловким ударом вытолкала парня с кошмы, — и не появляйся на моих глазах!
Арчах, путаясь в длинных полах халата, пошел прочь, искать себе место для ночлега.
— А ну стой! Иди сюда! Ложись рядом, будешь меня согревать. И не дёргайся, а то оторву тебе всё, что тебе уже не нужно, — пообещала девушка.
Издерганный Арчах осторожно лег рядом с девушкой и притих. Кто их знает, этих тыгынских, все бешеные какие-то. Может сбежать? Не дадут. Вон, зыркают охранники, не спят. О, ужас, ужас.
Солнце еще не взошло, а отряд Тыгына был уже в пути. Шли резво, не останавливаясь на обед, мимо садов и полей, аулов и арыков. Цветущая земля, междуречье трех притоков Сары Су, средина земель Рода Чёрного Медведя кормила почти четверть населения Большой Степи.
К вечеру Тыгын приказал останавливаться. К счастью, никакой погони не было. Парни Талгата периодически проезжали вперед и, возвращаясь, докладывали, что впереди чужих бойцов не видно. Это немного беспокоило Тыгына, было непонятно, где и кто их встретит. Но нужно было дождаться ту группу, которая должна привезти Бээлбэя, а другая группа – шамана из каравана. До Дороги Отца основателя оставалось совсем немного, а затем мост через реку и они будут на своих землях.
Арчах весь день не находил себе места. Обвинения в попытке похищения внучки Тойона были глупыми, но никто за весь день ни слова ему не сказал. Ему дали коня и он щеголял в отличном халате с плеча тойона. К вечеру Арчах уже начал подумывать, что его действительно назначат десятником, ведь он такой смелый, не побоялся выйти под стрелы и дадут пять жен, тойон обещал же. И двести таньга. Но надо объяснить Тыгыну, или его страшному Бэргэну, что никакую внучку он красть не собирался. К вечеру, когда отряд остановился на ночевку, желание оправдаться перед Тыгыном было настолько велико, что он, не дожидаясь ужина, подошел к Бэргэну:
— Уважаемый Бэргэн! Я хотел тебе сказать правду!
— Говори, кулут темных абаасы, и не вздумай мне врать! — Бэргэн для порядка ткнул Арчаха в живот.
— Я хотел всю правду рассказать Улахан Тойону!
— Ты мне говори, Тойон устал от твоих хвастливых речей и ему неможется. Он мне дал тамгу, теперь я здесь главный, — десятник вынул из-за полы халата бляху с письменами.
— А вот у меня вот такой знак есть, — Арчах показал висящую на шее бляху, такую же, как снятые значки с лучников, — сам комисаар приезжал в нашу ячейка, выдавал значки активистам. Говорил, что теперь мы друг друга будем тайно узнавать всегда.
— В какую ячейка, шайтан тебя забодай, какой комисаар? Какой, брюхатый активиста? — Бэргэн от таких новостей сначала подумал, что Арчах врет, но такой лжи нарочно не придумаешь.
— Ячейка бедноты, — ответил пленник, — мы собирались, говорили о том, как хорошо будем жить, когда будет всё общее. Когда у баев и тойонов всё отберут и поделят. Часто приезжал комисаар, слушал как мы разговариваем, говорил в какой аул идти и там с крестьянами разговаривать и ячейки создавать. Но теперь мне зачем ячейка? Мне Улахан Тойон даст пять жен, двести таньга. Баранов, тоже, наверное даст. Мне теперь ячейка ни к чему, зачем? Мне теперь не надо ничего отбирать и делить.
Бэргэн не мог ничего понять. Какой-то комисаар, отобрать, поделить… Отобрать мог бай или тойон, и то не больше того, что в законе написано, но тут какая-то беднота собиралась ограбить тойона. Это всё должен был услышать Тыгын.