И ещё её расстраивало, что папа живёт обычной жизнью их семьи, получает от этого удовольствие, а о том, где он почти тридцать лет находился, он явно говорить не хочет. А она должна знать, что бы там ни было. Он просто обязан ей хоть что-то рассказать. Не стоит делать вид, что его возвращение из мира мёртвых, а проще говоря, с того света — это плёвое дело и что оно не стоит их внимания. Ира и сама не могла бы сказать, испытывает ли она обыкновенное любопытство или за ним кроется нечто большее. Раз он вернулся, значит, на то была причина. Ему надо было в чём-то убедиться, но и ей тоже… она должна узнать правду о том, что там с умершими происходит, даже если завораживающая тайна смерти будет невыносимо пугающей. Пусть! У неё нет другого выхода. Раз отец избегает этого разговора, она припрёт его к стенке своими вопросами. Куда он денется! Расскажет. Надо только задать ему правильные вопросы. Но это-то и было самым трудным. Что конкретно спросить? Отец теперь казался таким обычным, весёлым, успокоенным, полным жизни, что любой вопрос про смерть мог его ранить, показаться убийственно неуместным. Он смотрит телевизор, закладывает посуду в машину, сидит за столом… а она ни с того ни с сего встрянет? Как найти идеальный момент? А вдруг он откажется отвечать? Да всё равно надо решиться, другого выхода у Ирины не было. Отец развешивал свои постиранные рубашки, и вышло действительно ни с того ни с сего:
— Папа, давай поговорим про то, как это было.
Отец сразу понял, о чём Ира хочет говорить, и резко дёрнулся. На его лице появилась гримаса замешательства и недовольства, смешанных с покорностью обстоятельствам. Всем своим видом он как бы говорил ей: ну зачем? Зачем ты всё портишь? Зачем тебе это надо? Тяжёлое, недоступное твоему пониманию событие. Наверное, у него ещё была надежда как-нибудь уйти от неприятного разговора.
— Ой, Ир, ты опять за своё? Тебе обязательно надо меня мучить?
— А что, папа, разве мой вопрос такой уж глупый? Я хочу знать…
— Что ты хочешь знать? Что? Зачем тебе об этом вообще думать? Все умрут, и, когда умрут, узнают… всё узнают в свой час. Я не хочу об этом говорить.
— Ничего. Через не хочу. Ты должен.
— Я тебе должен? Почему это?
— Потому что я хочу знать тайну смерти. Потому что ты вернулся. Я больше никого не знаю, кто вернулся. Только ты один… тебе разрешено? Кем? Почему? Я обязана знать. Когда, как ты говорил, у тебя в голове всё погасло и ты перестал испытывать боль… это означало конец, смерть? Говорят, в голове как бы вся жизнь за один миг проносится — это правда?
— Нет, неправда. Ничего не проносится. Но ты права. Моё сознание отключилось, и… предупреждая твой вопрос — я не видел ни врачей, ни тебя, вернувшуюся с работы, ни своего лежащего на полу тела. Моя душа, как принято себе это представлять, не отделилась от тела, не воспарила вверх и не наблюдала за событием. Нет ни ангелов, которые уносят душу, ни встречающих нас там близких.
— А что там вообще? Мир? Другой мир? Разве там нет родственников и друзей, которые давно или недавно умерли и ждут тебя?
— Ир, я не уверен, что то, что там есть, можно называть миром. Это вообще трудно себе представить, а особенно — передать словами. И конечно, никто никого не ждёт. Это было бы слишком хорошо. Каждый одновременно и сам по себе, и с тем, с кем хочет быть.
— Как это?
— Вот именно, как это? Давай я тебе попробую рассказать это примитивно, и ты, как сможешь, представишь на каком-то уровне «тот», как ты говоришь, мир.
Скорее всего, прошло какое-то время, но сколько именно, я не знаю. Я вновь начал себя ощущать, но моё сознание работало совершенно иначе, чем прежде. Оно охватывало всё сразу, и для него не существовало ни времени, ни пространства, ни расстояний. Мне показалось, что вокруг меня всё ярко и интересно. Не было ни солнца, ни облаков, ни звёзд, ни низа, ни верха. Всё заливал ровный свет, не отбрасывающий теней. Об этом трудно говорить, потому что любое сравнение с нашим обычным миром будет неверным. Все находятся друг с другом в какой-то причинно-следственной связи. Я чувствовал людей, тех, кого когда-то знал. Я мог их позвать, даже представить их облик. Они приходили или не приходили для общения со мной. Это был не только мой, но и их выбор.
— Как это? Что значит приходили? Вы могли видеть друг друга, общаться?
— Можно и так сказать. Просто пойми, что у представляемого образа нет телесности. Я мог чувствовать сущность человека, действительно с ним общаться, хотя видеть его тело, которого в действительности не существует, мне было не так уж и нужно, но да, я мог его видеть, сознавая при этом, что это просто нематериальный образ. Оно возникало в моём сознании, причём в том возрасте, в котором мне хотелось, а не в том, в котором этот человек умер.