Выбрать главу

Боже, это же ещё хуже, чем про матерей. Да что они понимают в том, что было раньше. Ни тот, ни другой не имели никакого опыта жизни в СССР — ни плохого, ни хорошего. Способны ли эти средних лет американцы оценить вклад их отцов в общее дело, его высочайший профессиональный потенциал? Нет, конечно. Просто теперь, живя в Америке, они видели «совок» в чёрном безрадостном свете, как империю зла, мешавшую нормальным людям наслаждаться жизнью. Зачем этот старик работал? Ради кого, ради чего? Глупые коммунисты, узурпировавшие власть, ГУЛАГ, всеобщий обман. Советские идиоты, закоснелые в своём идиотизме, ни в чём не разбиравшиеся. Отсталые экономика, наука, образование, медицина — всё отсталое, косное, тупое, при этом почему-то «совки» неизвестно чем кичатся. За эти клише ни тот ни другой не выходили. Этот непонятный старик за их столом во всём виноват лично, даже больше, чем другие. Да что он вообще понимает? Зачем пришёл? Ещё учить их будет! Да он ногтя их не стоит!

Отец почему-то внезапно успокоился:

— Всё не так, ребята, как вы это себе представляете… всё не так. У меня была интересная, творческая жизнь, я немалого достиг, не меньше, а может, и больше вашего. Умные люди не говорят о том, чего не знают. Вы же считаете себя умными людьми. Не судите обо мне. Не стоит. В то время, в котором мне выпало жить, я занимался единственно важным и творческим делом. В этой отрасли работали лучшие умы всей огромной страны. Постарайтесь это понять. Уверен, что и вы тоже на моём месте работали бы там же.

Отец нашёл правильный умиротворяющий тон. Перепалка угасла так же внезапно, как началась, но Ирина видела, что отец ничего им не простил, просто счёл нужным разрядить обстановку. Может, её пожалел. Что ж, и на том спасибо.

Расстановка сил стала Ире предельно ясна: на Федю расчёта никакого, он будет блюсти нейтралитет и молчать, девочки примут сторону мужей, что тоже неудивительно. За папу — она одна, но с детьми ссориться ей сейчас не резон. Отец действительно чужой, можно только надеяться, что со временем они его примут. Насколько быстро? В каком моральном статусе? Признают как старшего и уж точно равного или будут делать ему терпеливую и унизительную скидку, которая его никогда не устроит? Ира знала, что эти проблемы сейчас были единственными, которые её по-настоящему занимали, но обсудить их ей было не с кем. Совершенно не с кем.

Да, по сути она ничем не могла повлиять на развитие событий. Ей хотелось надеяться, что всё будет хорошо, но в свои без малого семьдесят она понимала, что надежды сбываются далеко не всегда. Как бы ей хотелось думать, что папин характер изменился к лучшему, что он стал менее заносчивым, агрессивным, самолюбивым, но нет — он был прежним и, соответственно, дипломатия и умение ладить с людьми не были его сильными сторонами. Он не то чтобы не мог, он скорее не хотел быть гибким. Не он должен был приспосабливаться к людям, а люди к нему. Отец был в этом уверен. Олег, к сожалению, тоже был таким, с этим Ира ничего не могла сделать. Эти два мужчины, которых разделяла чёртова уйма лет, были похожи — и своими сильными чертами, и слабостями. Если бы папа оказался на месте Олега, он вёл бы себя точно так же. С кем в её семье отец мог по разным поводам серьёзно конфликтовать? Только с Олегом. Наверное, через это им всем нужно было пройти, не пройдут — ничего не получится.

Вечер вступал в заключительную стадию. Марины долго не было, она ходила наверх укладывать Наташу. Вторая бутылка водки была уже наполовину пуста. После неприятного разговора все расслабились и, словно забыв о присутствии деда, стали вести себя как обычно. Сначала Ира обрадовалась, ей казалось, что её папу приняли за своего, и это было просто здорово, но она ошиблась — расслабленность повлекла за собой традиционные упражнения в пошлости. Лёня пришёл в прекрасное расположение духа и завёл что-то про «письку и попку». Ира прекрасно понимала, что это они так тестируют её отца, насколько старику доступно их чувство юмора. Если доступно — свой, а нет — значит, чужой. При нём надо будет держать язык за зубами, следить за базаром и прочее. А может, это вовсе и не было тестом, просто им хотелось делать назло, ни в чём себе не отказывая и эпатируя непрошенного старика. Когда начались скабрезности, отец только морщился, потом замелькали матерные слова, что-то разгорячённо рассказывавший Олег в запальчивости вставлял в свою речь «блин». Папа и понятия, конечно, не имел, что сейчас так употребляют это невинное слово, но сразу же по контексту догадался, что оно заменяет. Для него это было неприемлемо. За семейным столом, рядом с детьми, при женщинах, со старшими!? Что за дикость!