Зима в этом году выдалась особенная — с морозами, снегом, заносами, ледяными дождями. В Москве, конечно, всегда так было, и ещё хуже, но там почему-то все эти ужасы казались совершенно обычными, а здесь, в Портленде, жизнь почти полностью парализовалась, и люди только об этом и говорили. Федя каким-то образом ухитрялся ездить на работу, а у Ирины пару раз в университете отменяли занятия, и она сидела дома. Школа тоже не работала, ни Лёня, ни Лиля на работу не ходили, а вот Олег такой возможности не имел. Утром он пешком спускался с крутого склона, в который превратилась их улица, и брал внизу такси. Так продолжалось недели две. Папа поутру выходил на улицу и расчищал лопатой площадку перед гаражом. На сетования Ирины, что он устанет, отвечал, что «Ничего не устну, тебе бы тоже пошло на пользу помахать лопатой, а то ты совсем обленилась». Ирина и сама не знала, зачем она всё это отцу говорит. Во-первых, его всё равно ни в чём нельзя было убедить, а во-вторых, при чём тут усталость, если с его здоровьем ничего уже произойти не могло? Но по старой привычке она оберегала папу от переутомления, которое может привести… ни к чему оно привести не могло, и в этом было что-то нечеловечески противоестественное, лишний раз ей напоминавшее, что Мелихов не совсем такой, как они. Только она постоянно об этом в последнее время забывала. Её отец вообще-то мёртвый, то есть, сейчас не мёртвый, но и не живой… а как-то странно застывший посередине. Лучше было об этом не думать.
Лёд начал таять, везде текло, хотя на горе, в районе, где жили Лиля и Марина, до улучшения погоды было ещё очень далеко. У них по ночам стоял мороз, а толстый слой льда и не думал таять. Олег в начале недели улетел в Техас на конференцию. Остальные, кроме Лёни, который в конце концов выбрался на работу, сидели безвылазно дома. Этим утром отец с удовольствием позавтракал, шутил, говорил, что он сейчас снова пойдёт во двор и поработает ломиком, потому что «лёд надо разбивать и бросать на дорогу, иначе все эти торосы век не растают». Было уже часов одиннадцать, папа был во дворе, и Ира слышала глухие удары лома о лёд. Она вышла, увидела раскрасневшегося Мелихова и порадовалась за него. «Кто сейчас может усомниться, что отец живой?» — эту оптимистическую мысль прервал звук телефонного звонка. Папа не услышал, а Ирина поспешила в дом. Звонила Марина. Её торопливый, задыхающийся от возбуждения голос заставил Ирину немедленно почувствовать, что случилось что-то плохое.
— Мам, у нас неприятности.
— Марин, что случилось?
— Наташа упала и разбила глаз.
— Насколько всё плохо?
— Не знаю, но, по-моему, плохо. Она ударилась глазом об угол шкафа. Глаз распух, так заплыл, что она ничего им не видит. Плачет всё время. Я боюсь, что она там действительно что-то сильно повредила. Я должна показать её врачу.
— Подожди, Марин. Может, скорую вызвать?
— Я своему врачу звонила, но его офис не работает.
— А скорая? Попробуй.
Марина повесила трубку. Ира только успела позвать отца домой и рассказать ему, что Наташа повредила глаз и сейчас Марина пытается вызвать скорую, как дочь перезвонила:
— Мам, не могу до них дозвониться. Автоответчик советует обращаться за помощью только в самых экстренных случаях. Трубку не брали… мам, что делать? Да они до нас всё равно бы не доехали. Ты же знаешь, что тут делается, ни одна машина с утра не проехала.
— Подожди, Марина, я с дедушкой посоветуюсь.
— Да что дедушка может сделать?
Ирина уже её не слушала и отключилась. «Ну что? Едет скорая к ним?» — папино лицо искажала гримаса крайнего волнения. «Что там, ну говори уже быстрей!» «Нет, пап, Марина никуда не дозвонилась. Не знает, что делать. Как им помочь? По их улице не проедешь», — Ирина уже решила перезвонить дочери и посоветовать приложить к глазу холодный компресс, но тут папа вскочил с места: