— Едем быстрее, собирайся. Живо.
— Пап, даже если мы с тобой доедем до низа их горы, вверх-то нам не забраться. Об этом и думать нечего.
— Я понимаю, ты права. Тем более на нашей машине.
— Да, на любой машине, пап.
— Ничего, мы вверх пешком пойдём.
— И дальше что? А вниз? Я не умею по такому льду ехать, и Марина не умеет. Что про это говорить! Я точно знаю, что не смогу.
— А я тебя и не прошу.
— В каком смысле?
— Ладно, поехали. Я сам машину поведу — Олега машину, конечно, где четыре ведущих.
— Нет, нельзя ехать. Это опасно.
— Наташу нужно показать врачу. Не показать — вот что опасно.
— Пап, я не могу по снегу ехать.
Это Ирина уже говорила отцу в спину. Он набросил куртку и открыл машину.
— Ничего, сможешь.
Ира послушно завела машину, выехала на дорогу и тихонько поехала на одной узкой, проделанной в снегу колее. Одна она ни за что не решилась бы выехать, а с папой ей было не так страшно. Под колёсами была снежная каша, но люди осторожно продвигались вперёд. Папа позвонил с её телефона Марине, сказал, что они уже выехали. Марина, видимо, спрашивала его, какой у них план, но отец только сказал ей: «Жди». Был слышен надрывный, нескончаемый Наташин плач, а Маринин голос стал поспокойнее, хотя ещё пять минут назад в нём прорывалась истерика. Мама с дедушкой к ней приедут, и она будет не одна.
На шоссе единственная колея оказалась изрядно раздолбанной, и они продвигались вперёд без особых проблем, хотя когда Ирина заехала чуть в сторону, правое переднее колесо забуксовало и их слегка развернуло влево.
— Ты что! Держи машину! Нельзя из колеи выезжать! Непонятно? — отец крикнул ей свои замечания в такой резкой, унизительной манере, что Ирине сразу захотелось плакать. Легко ему говорить, сидит себе на пассажирском сиденье и критикует.
— Пап, я стараюсь. Я же тебе говорила, что я не умею по такой погоде ездить.
— Я вижу, что ты ничего не умеешь. Ладно, тут, видать, никто не умеет. Особенно бабы, — добавил он зло. — Лезут за руль, лучше бы дома сидели.
Действительно, то тут, то там по обочине дороги стояли развёрнутые под разными углами брошенные машины. Понятное дело, в такую погоду люди здесь терялись, не знали, как справиться с трудностями вождения. У отца был другой опыт. Здешние водители его раздражали, казались неумёхами.
Когда они подъехали к подножию Марининой горы, оказалось, что о том, чтобы подняться наверх, и речи быть не могло. Отец, может, и питал иллюзии по этому поводу, но Ира была уверена, что так и будет. На нижних улицах стояли кое-как припаркованные машины, и найти хоть какой-то просвет, чтобы оставить машину, было проблемой.
— Давай вон туда. Видишь? Около серого дома.
— Как я туда подъеду? Там сугроб.
— Ладно, давай я сам.
Ира молча остановилась и вышла. Отец тоже вышел, достал из багажника лопатку и стал расшвыривать снег, приминая наст. Потом он подал машину назад и резко, на высокой скорости, въехал на расчищенное место. Он попробовал ещё поправить машину, поставить её поровнее, но колёса буксовали и провалились глубже.
— Ну и как мы будем отсюда выезжать? — Ирина считала, что все их манёвры — сущее безрассудство.
— Меня сейчас это не волнует. Выедем как-нибудь. Пошли скорей.
Отец решительно стал подниматься по самой середине дороги, где едва просматривалась узкая тропинка. Над тротуаром возвышались высокие сугробы. «Интересно, какой у него план? Как это поможет Марине? В любом случае съехать с горы нереально. Он что, не видит?» — свои соображения она отцу озвучивать не стала. Какой смысл? Он был на взводе, весь ощетинился и, наверное, не счёл бы нужным вообще на её глупости отвечать. Марина вряд ли выходила из дома, на площадке перед домом лежал нетронутый снег, на котором отпечатались их глубокие следы. Марина открыла дверь, и сразу послышался тоненький, безнадёжный Наташин скулёж. Так плачут дети, которым плохо, но громко кричать они уже устали. Мелихов подбежал к ребёнку и пристально вгляделся в лицо. «Ужас, весь глаз заплыл. Нужно в больницу», — отец воочию убедился, что они правильно сделали, что приехали. Он вышел в гараж и открыл среднюю дверь, где стояла тяжёлая чёрная машина Олега. Ирина с удивлением наблюдала, как отец начал делать странные вещи: он поочерёдно откручивал на каждом колесе вентиль и выпускал из шины воздух. «Пап, зачем ты это делаешь?» — ей казались абсурдными его действия. «А ты не видишь? Снижаю давление в шинах. Колёса будут лучше держать» — буркнул он ей в ответ. Он открыл большую спортивную сумку, которую он ещё внизу вытащил из багажника, и упрямо тащил её с собой. Ира недоумевала, что у него там может быть, но ничего не спросила. Из сумки он вытащил два мотка прочной плетёной капроновой верёвки жёлтого цвета и начал мотать её по переднему колесу в двух направлениях так, что образовывались Х-образные кресты. Намотанную и завязанную верёвку он с усилием фиксировал узлом, так что верёвка прочно охватывала колесо и не скользила. С первым колесом он возился довольно долго, но со вторым дело пошло быстрее. Ирина хотела ему помогать, но он, тяжело дыша, только бросил ей: «Отстань». Ирина видела, что отец устал, но, как только колёса были замотаны, он вошёл в дом и нетерпеливо крикнул Марине, что пора выходить.