— А может, он Маринке или Лильке утром звонил, чтобы они его подобрали? — Федя пытался найти логическую причину папиного отсутствия. — Я им сейчас позвоню.
— Нет, Федь. Никому он не звонил. Не суетись. Папа ушёл. Вот и всё…
— Куда ушёл?
— Сам, Федя, знаешь куда. Не суетись. Всё бесполезно.
— Я не понимаю. Как он мог уйти? Именно сейчас? Мы в субботу его день рождения празднуем. Как это так? Он с нами в Сан-Диего едет…
— Успокойся, Федь. Никуда он уже не едет. Ты ещё не понял? Отец ушёл.
— Почему так внезапно?
— А как ты хотел? Чтобы попрощался? Я вообще не уверена, что он мог свой приход и уход контролировать, хотя… не знаю.
Ещё не было двенадцати часов. Обычный рабочий день. Феде надо было скоро уходить. Он предложил Ире остаться, но она не согласилась. Пусть уходит, ей хотелось побыть одной. «Ты детям позвони», — попросил её перед выходом на работу Федя. «Да, да, конечно», — рассеянно кивнула ему Ира. Ей не хотелось никому звонить, слушать восклицания, слова сочувствия. Или что там ещё дети будут ей говорить? Странным образом Ирой овладело спокойствие. Она потеряла отца во второй раз, но ощущения смерти не было. Он не умер, он ушёл туда, где ему и надо было находиться. Мелихов приходил с какой-то миссией, инспекцией, чтобы убедиться, что у них всё хорошо, что вместо него на вахту заступили сильные, уверенные в себе мужчины, которые будут дальше тащить нелёгкий семейный воз, что им можно доверять, что его девочки нашли ему вполне достойную замену. Парни — настоящие мужчины, не такие, конечно, как он, но вполне… Папа на них посмотрел и сделал выводы, которыми он с ней не слишком делился.
И ещё он жил! Только сейчас Ира поняла, что он наслаждался жизнью не так, как они, а гораздо острее, удовольствия были для него ярче, каждый прожитый день — счастливее и полнее. Сколько раз она себя спрашивала, почему не длить удовольствие, почему не ходить снова туда, где ему было хорошо? Внезапно Ира поняла: он не хотел ни к чему привыкать, чтобы меньше страдать от разлуки, и ещё у него не было времени. Знал же, что придётся уходить. Поэтому папа блаженствовал, и во всем для него была радость: споры, ссоры, недовольства, игра на рояле, знакомство с детьми, уважение ребят, танцы, еда, выпивка, интрижка с Надькой, разговоры с ней. Всё в кайф — восторг и упоение жизнью. Ну да, ему было с чем сравнивать.
Ира внутренне готовилась к объяснениям с каждым из детей. Да, ушёл. Что ж делать… Нас и его избрали для встречи, так ни с кем не бывает, а с нами случилось. Да, нам очень всем повезло. Да, да, он классный, и вы теперь в этом убедились. Ничего… не грустите — ему, наверное, там будет теперь легче. Труднее? Не может быть. Я не верю. У нас всё нормально, и он это понял… нет, нет, понял, я уверена…
Интересно, будут ли ребята настаивать на праздновании Мелиховского дня рождения? Ну, нет его. А мы всё равно отметим, отдадим ему должное! Ирина и сама не знала, нужно ей это или нет. На кухне её ждало подошедшее тесто, с ним надо было что-то делать, не выбрасывать же. Тесто вылезало из кастрюли и одуряюще пахло сдобой. Ира внезапно заплакала горькими, беспомощными слезами. Ну как она могла подумать, что отец теперь будет жить с ними всегда! Так не бывает, и правильно. Ирой овладела печаль, грусть по утерянному ощущению полноты бытия. Это не было безысходной тоской, она знала, что они будут жить дальше без Мелихова, и что каким-то образом они должны были пройти аудиторскую проверку, и они её прошли. Ира была в этом почти уверена, но что-то ещё оставалось. Откуда ей было знать, что отец с собой туда унёс.