Выбрать главу

Ира боялась, что он слишком крепко выпил, но увидела, что это не так. Нет, он не пьян, просто навеселе. Будучи сильно пьяным, отец мазал по клавишам, но сейчас ничего подобного, слава богу, не было.

Олег к роялю не подошёл, а слушал издали. Он тоже прекрасно играл, но не так. Так он всё-таки не умел, не тот был опыт. Мог бы научиться, но не учился, и сейчас как музыкант прекрасно мог сравнить свою игру с игрой деда. Сравнение было не в его пользу. И ещё Олег не мог не понимать, что старик только для того и сел за рояль, чтобы уязвить его, и ему это удалось.

За стол вернулись пить чай, но папа с ребятами переместился на кухню, и там под его руководством они ещё немного выпили. Надо же, все вместе пошли выпить! Впрочем, обстановка вокруг круглого кухонного стола была не такая уж тёплая. Отец с Олегом, угрюмо косясь друг на друга, глухо молчали. Лёня как мог разряжал обстановку, искренне надеясь сгладить напряжённость, но двое других на это не велись, в одинаковой степени владея искусством злобно помалкивать, игнорируя неприятного для себя человека. Наверно, все эти нюансы замечала одна лишь Ирина. Марина занималась чаем, Федя, явно устав и соскучившись, уже хотел домой, а Лиля была от деда в восторге и всё повторяла, что она тоже чай после водки никогда не пьёт, что она «в дедушку». «Дедушка, я в тебя. Меня здесь никто не понимает. А ты меня понимаешь?» — голос её был пьяным, но благодушным. Миша быстро съел свой кусок торта и пошёл к деду, больше его никто не интересовал:

— Дед, а меня ты так научишь? А? Я тоже хочу так научиться! Тебя кто учил? Твой папа?

— Да нет, Миш, меня никто не учил. Я сам. Мой папа так не играл.

— А как он играл?

— Он по нотам играл. Так было надо тогда. Про джаз он и не слышал. Ты должен учиться подбирать.

— Я умею.

— Ладно, покажешь мне завтра. Сыграешь мне, ладно? Я тебе кое-что объясню.

— А девочкам объяснишь?

— Объясню, если они захотят. Да только, Миш, между нами… с девочками всё бесполезно. Они как мы всё равно не научатся.

— Почему?

— Не знаю. Им не дано. Но это между нами. Ты им этого не говори. Понял?

Миша с готовностью закивал, ухватив деда за рукав. У них были почти одинаковые руки. Ирине это и раньше приходило в голову, но теперь, поскольку маленькая и большая рука лежали рядом, Ирину просто поразило сходство широких, крепких и сильных запястий. Мишка был полностью во власти деда. Вот этого отец и добивался. Детей он уже почти покорил, остались взрослые. Труднее всего будет с Олегом. Подружиться им, наверное, не удастся, и тот и другой были насчёт друзей очень разборчивы, да и разница в возрасте слишком большая. Но если не выйдет дружбы, должно быть хотя бы уважение. Им было за что друг друга уважать, нужно просто захотеть, но пока ни отец, ни Олег этого не хотели. Они видели друг в друге соперников и приложили бы все усилия, чтобы победить в достижении некой цели, которую им было трудно определить. Чего они хотели добиться, имея примерно равные достоинства и недостатки? Можно ли было достичь этого в принципе? А если нельзя, то зачем они противопоставили себя друг другу, зачем гнались за призрачным чемпионством в глупом состязании? В чём Олег хотел превзойти отца, а отец — Олега?

Ира вернулась домой в изнеможении. Скорее всего, все считали, что вечер удался, даже короткая перебранка за столом, наверное, забылась, и только Ира была буквально раздавлена тем, что произошло. И не в перебранке было дело, а в атмосфере отторжения, несмешиваемости, неприятия, отвержения её отца мужчинами семьи. Она понимала, что он им не просто не нужен, а антипатичен — человек другой эпохи, воспитания, принципов, опыта, мировоззрения. Для неё, девочек, и даже для Феди отец привычен, они все до определённой степени смогли вступить в ту же воду, а для Олега с Лёней это было невозможно. Разве она могла их за это осуждать?

Дома отец молча, с недовольным видом немедленно ушёл в свою комнату, показывая, что он не в духе и не надо его трогать. Как будто Ира и сама не знала, когда папу трогать, а когда нет. Она бы сейчас по горячим следам обсудила его поведение, но по опыту прекрасно знала, что никакое своё поведение он обсуждать не захочет и в жизни не признает, что вёл себя как-то не так. К тому же, даже если он и согласится кое-что обсудить, то сделает это, когда сам сочтёт нужным обрушиться на поведение окружающих. Он-то тут при чём? А вот, они, сволочи, вели себя ужасно, и он не позволит кому попало… В машине Ира с Федей переговаривались, но он ни разу не влез в их разговор. Он сильно выпил и, видимо, погрузился в мрачное пьяное одиночество — так с ним иногда бывало. Впрочем, возможно, Ира преувеличивала, он просто устал и хотел лечь. Но, скорее всего, она была права: он действительно был всеми недоволен. Марина не одёрнула своего мужа, а может, даже его не осудила. Лиля, которую он явно поощрял за выпивку, сейчас кажется ему пьянью, потому что женщины не должны пить наравне с мужчинами, это неприлично, Федя — ни рыба ни мясо, не поймёшь, за кого он. То есть, к сожалению, не изменился и он. Так и знал. А она, Ирина, его дочь — она-то как раз во всём и виновата, всех распустила, подлизывается к своим зятьям, соплякам, не может заставить себя уважать. Не его кровь, и это он тоже знал, хотя теперь ему было обидно видеть, какая она всё-таки лапша. В постели Федя посетовал, что не надо было давать «ему» столько пить, что утром ему будет плохо. На это Ирина ответила, что, во-первых, ему вовсе не будет плохо — он вообще никогда не мучился похмельем, не его это фишка, а во-вторых, в любом случае, какой смысл останавливать Мелихова, когда он выпивает? Помнит ли Федя, чтобы папаша хоть раз кого-нибудь послушал и остановился? Он — человек, который вообще не слушает советов, он сам всегда знает, что делать и как.

На следующее утро Ирине не надо было никуда идти, и встала она довольно поздно. Отец с Федей давно позавтракали. Когда она спустилась вниз, мужчины были наверху, она слышала их голоса, но составить ей компанию никто не захотел. Отец её явно избегал. «Ничего, куда ты денешься. Всё равно со мной останешься», — злорадно думала Ирина, внутренне побаиваясь неминуемого разговора с отцом. Её решимость ругать и отчитывать папу за вчерашнее резко пошла на убыль, и теперь Ирина опасалась, что сама окажется кругом виноватой, вместе со своей семьёй. Но ведь это же теперь была и его семья, он что, так поведёт разговор, что его хата с краю? Это его внучки, его правнуки. Хотя что правнуки? С ними у деда было всё нормально, более чем. Да ладно, будь что будет. Что гадать! «Пап, иди сюда!» — позвала Ирина, когда за Федей захлопнулась дверь. Отец спустился вниз, уселся за стол, и Ирина сразу почувствовала, какой он напряжённый:

— Ну что, хочешь со мной обсудить, как мы в гости сходили?

Ирина отметила, что отец, в своей излюбленной манере, не называет её по имени, полностью убрав доверительную интонацию. Да умел ли он разговаривать с ней? Нет, беседы у них с отцом никогда не получалось, с его стороны это были либо долгие монологи о чём-то своём, либо лекции, либо нотации. Может, он кого и слушал, но только не её. У него не хватало терпения её выслушать. Он прерывал, говорил, что понял, или что он и так уже знает, что она хочет сказать, что она ничего не понимает… Вариантов было много, но они сводились к тому, что она должна слушать его, а не наоборот. Ну, правильно, он и сейчас не даст ей высказаться, сразу начнёт высказывать свои претензии, возьмёт на себя инициативу. Так и вышло, отца было уже не удержать: