Отец молчал, но Ира видела, что она его не убедила в своей невиновности перед умершими родственниками. «Бросила, и всё!» У Иры был весомый аргумент, но она была не уверена, стоит ли его проводить. А чёрт, была — не была:
— Ты, пап, сам всю жизнь мечтал об эмиграции в Америку. Вот если бы тебе представилась реальная возможность уехать, ты бы не уехал из-за родственников на кладбище? Не уехал бы?
— Уехал бы.
— Ну вот.
— Я бы что-нибудь придумал, чтобы их не оставлять. Перевёз бы…
Ире и самой такое в голову приходило много раз. Заброшенная могила — это нехорошо, стыдно, но… как же всё было сложно! Ещё она могла бы сказать папаше, такому строгому и требовательному к ней, что где, интересно, могилы его собственного отца, сестры? Что же он не подумал о захоронении в своё время? Нет, не стоит колоть ему глаза. Не сейчас.
— Ладно, пап, поедем в магазин. Мы уже думали о переносе урн, но это очень сложно. Поверь, я узнавала.
— Я верю, верю, но вы должны что-то сделать.
Ира видела, что отец остыл, спокойно переключился на их повседневные заботы и говорил ей в машине, что надо не забыть купить у китайцев укроп. Федя с утра принялся убирать, мыл на кухне пол, достал пылесос. Мелихов, как всегда, предложил свои услуги: «Вы мне поручите конкретные дела. Я не торопясь всё сделаю». Это он, конечно, уборку имел в виду, на кухне помогать он категорически отказывался: «Нет, Ир, это уж ты сама. Я не могу». «Почему?» — не понимала Ира. Кухня была для Мелихова женским делом, и отходить от своих принципов он был не готов. Во вторник 21-го они легли спать поздно, сидели перед телевизором. Ира поставила на ночь тяжёлое, очень сдобное дрожжевое тесто. К утру оно подойдёт и, поскольку будет среда, её выходной, она решила слепить пироги и убрать их в морозильник. Ей не хотелось оставлять много трудоёмких работ на последнюю минуту. В субботу и так придётся нарезать салаты, всё раскладывать, накрывать на стол. Заснуть ей удалось не сразу. В мозгу вертелись мелкие хозяйственные планы. В четверг вечером, после работы, надо обязательно сделать паштет… его надо заморозить, а в пятницу… вот в пятницу будет самая запарка. В субботу сходить купить свежего хлеба, поставить в гараж компот. У них будет царский завтрак с пирогами. Она всё испечёт в пятницу…
Утром в среду 22-го февраля она проснулась довольно поздно. Федя давно встал, и отец, наверное, тоже. Не завтракали, её ждут. Ире стало стыдно, что она до сих пор валяется, а они голодные. Надо вставать… Дверь в отцовскую комнату была закрыта. Странно, обычно днём папа её не закрывал. Ира спустилась вниз. Её встретил смешанный аромат свежемолотого кофе и горячего шоколада. Федя возился с шоколадными украшениями на торт.
— А папаня где? Не спускался?
— Нет, что-то он сегодня заспался. Может, спал плохо. Я думаю, он волнуется. Как считаешь?
Ира уже быстро поднималась по лестнице. Раньше она немедленно начала бы волноваться, что там с ним случилось. Но сейчас она научилась понимать, что ничего с ним не произойдёт, не может произойти.
— Пап, ты где? Что не спускаешься? У нас дела…
Ира позвала отца из коридора. Потом тихонько постучала. Тишина. Неужели так крепко спит? Федя тоже поднялся и теперь стоял с ней рядом. Секунду поколебавшись, Ирина настежь распахнула дверь в маленькую спальню, которую теперь они считали отцовской. Его кровать была аккуратно застелена одеялом, на котором лежали стопки сложенной одежды. Отца не было. Иру кольнуло нехорошее предчувствие, но она сразу от него отмахнулась и, зачем-то громко крикнув: «Пап, папа! Ты где? Пап!», — стала спускаться вниз. Он, наверное, вышел на улицу. Рано проснулся и пошёл прогуляться. Погода отличная! Действительно, за окном сияло солнце, в воздухе пахло весной — странный, едва уловимый запах разогревающейся сырой земли, похожий на сок со льдом или на запах арбуза. Так и есть, папа, скорее всего, просто вышел. Однако Ирина знала, что это не так, нечего себя обманывать. Так рано вышел, так долго его не было? Эти вещи в стопках… «В чём он ушёл? Где его куртка?» — Ира рывком раскрыла дверь гаража, где у них была вешалка. Папина куртка висела на крючке. Ира взбежала на второй этаж и раскрыла отцовский стенной шкаф. Федины вещи висели на плечиках, а вот тёмного костюма не было. С того самого дня, когда Ира ночью увидела отца перед своей входной дверью, он его ни разу не надевал.
— А может, он Маринке или Лильке утром звонил, чтобы они его подобрали? — Федя пытался найти логическую причину папиного отсутствия. — Я им сейчас позвоню.
— Нет, Федь. Никому он не звонил. Не суетись. Папа ушёл. Вот и всё…
— Куда ушёл?
— Сам, Федя, знаешь куда. Не суетись. Всё бесполезно.
— Я не понимаю. Как он мог уйти? Именно сейчас? Мы в субботу его день рождения празднуем. Как это так? Он с нами в Сан-Диего едет…
— Успокойся, Федь. Никуда он уже не едет. Ты ещё не понял? Отец ушёл.
— Почему так внезапно?
— А как ты хотел? Чтобы попрощался? Я вообще не уверена, что он мог свой приход и уход контролировать, хотя… не знаю.
Ещё не было двенадцати часов. Обычный рабочий день. Феде надо было скоро уходить. Он предложил Ире остаться, но она не согласилась. Пусть уходит, ей хотелось побыть одной. «Ты детям позвони», — попросил её перед выходом на работу Федя. «Да, да, конечно», — рассеянно кивнула ему Ира. Ей не хотелось никому звонить, слушать восклицания, слова сочувствия. Или что там ещё дети будут ей говорить? Странным образом Ирой овладело спокойствие. Она потеряла отца во второй раз, но ощущения смерти не было. Он не умер, он ушёл туда, где ему и надо было находиться. Мелихов приходил с какой-то миссией, инспекцией, чтобы убедиться, что у них всё хорошо, что вместо него на вахту заступили сильные, уверенные в себе мужчины, которые будут дальше тащить нелёгкий семейный воз, что им можно доверять, что его девочки нашли ему вполне достойную замену. Парни — настоящие мужчины, не такие, конечно, как он, но вполне… Папа на них посмотрел и сделал выводы, которыми он с ней не слишком делился.
И ещё он жил! Только сейчас Ира поняла, что он наслаждался жизнью не так, как они, а гораздо острее, удовольствия были для него ярче, каждый прожитый день — счастливее и полнее. Сколько раз она себя спрашивала, почему не длить удовольствие, почему не ходить снова туда, где ему было хорошо? Внезапно Ира поняла: он не хотел ни к чему привыкать, чтобы меньше страдать от разлуки, и ещё у него не было времени. Знал же, что придётся уходить. Поэтому папа блаженствовал, и во всем для него была радость: споры, ссоры, недовольства, игра на рояле, знакомство с детьми, уважение ребят, танцы, еда, выпивка, интрижка с Надькой, разговоры с ней. Всё в кайф — восторг и упоение жизнью. Ну да, ему было с чем сравнивать.
Ира внутренне готовилась к объяснениям с каждым из детей. Да, ушёл. Что ж делать… Нас и его избрали для встречи, так ни с кем не бывает, а с нами случилось. Да, нам очень всем повезло. Да, да, он классный, и вы теперь в этом убедились. Ничего… не грустите — ему, наверное, там будет теперь легче. Труднее? Не может быть. Я не верю. У нас всё нормально, и он это понял… нет, нет, понял, я уверена…
Интересно, будут ли ребята настаивать на праздновании Мелиховского дня рождения? Ну, нет его. А мы всё равно отметим, отдадим ему должное! Ирина и сама не знала, нужно ей это или нет. На кухне её ждало подошедшее тесто, с ним надо было что-то делать, не выбрасывать же. Тесто вылезало из кастрюли и одуряюще пахло сдобой. Ира внезапно заплакала горькими, беспомощными слезами. Ну как она могла подумать, что отец теперь будет жить с ними всегда! Так не бывает, и правильно. Ирой овладела печаль, грусть по утерянному ощущению полноты бытия. Это не было безысходной тоской, она знала, что они будут жить дальше без Мелихова, и что каким-то образом они должны были пройти аудиторскую проверку, и они её прошли. Ира была в этом почти уверена, но что-то ещё оставалось. Откуда ей было знать, что отец с собой туда унёс.